Стащив без особого изящества джинсы, я бросила их на кресло, распустила волосы, села на кровать и подползла к мужу, извиваясь как червяк. Я обняла его, и он, приоткрыв глаза, улыбнулся.
— А я уж испугался, что это Лола… В последнее время она совсем свихнулась, — пробормотал он.
— Думаю, пока не до такой степени. — Я поцеловала его в лоб.
— Что с тобой?
— Ничего. А что со мной может быть?
— Не знаю, ты какая-то… сама не своя. — Он потянулся, просыпаясь.
— Я немного застопорилась с романом.
— Чем больше ты о нем думаешь, тем больше запутываешься. Давай посмотрим. Расскажи, как развивается сюжет.
— Ну как… Глория встретила незнакомца, и с первого взгляда между ними возникла глубокая внутренняя связь.
— И что дальше?
— Не знаю. В том-то и дело, что я не знаю, как раскрутить историю.
— Но твой первоначальный замысел казался интересным и многообещающим, — возразил Адриан, поворачиваясь ко мне.
— Да, но роман живет своей жизнью. — Я потерла лоб и взъерошила волосы. — С этим невозможно справиться. События развиваются совсем не по моему сценарию. Хуже того, сколько я ни пытаюсь вернуть сюжет в нужное русло, у меня ничего не выходит. Роман своевольничает.
— Рассказывать о любви довольно сложно.
— А если я сделала ошибку, Адриан? Если у меня не получится и всем надеждам придет конец?
Адриан встал с кровати и поднял жалюзи. Уже начинался дождь, а мужу всегда нравилось сероватое освещение, подернутое голубоватой дымкой. Он взял камеру и, присев на подоконник в привычной позе, два или три раза щелкнул меня. Взглянув на экран, он остался доволен результатом и улыбнулся. Как же он был красив! И я засмотрелась на Адриана, ощупывая взглядом каждую часть его тела, спускаясь от стройной шеи и накачанных плеч к широкой крепкой груди и плоскому животу. Я еще помнила, как мы в последний раз занимались любовью — в кресле. Но я уже забыла когда. Несколько месяцев назад? В любом случае очень давно. Он покрыл мое тело влажными поцелуями, а потом с силой взял меня. Я кончила дважды.
Наконец Адриан заговорил, развеяв мою задумчивость. Он попытался объяснить, что мне не нужно, чтобы кто-то верил в меня, поскольку процесс работы — это и есть удовольствие и награда.
— И все же этого мало, ты прекрасно знаешь, — жалобно сказала я со смешком.
— Если мои слова помогут тебе, я скажу, что искренне убежден: писать книги и есть твое истинное призвание. Все получится, вот увидишь. Творческий процесс не измеряется рабочими часами, он весьма прихотлив.
— Надеюсь, муза все же вернется, — вздохнула я, немного приободрившись.