Врезано в плоть (Ваггонер) - страница 42

наблюдало.

Лайл не считал себя особенно храбрым, однако и трусом он тоже не был. Ему не нравились книги и фильмы ужасов, но не потому, что они его пугали. Он просто не считал их реалистичными. Разумеется, с людьми происходят нехорошие вещи – иногда действительно нехорошие, – но как бы они ни были ужасны, их можно понять, они даже в некотором смысле рутинные. Болезни, аварии, природные катаклизмы, а самое распространенное – чудовищное отношение людей друг к другу. Но пугаться какой-то неизвестной кошмарной твари, рыскающей в тени? Просто смешно.

Теперь же, замерев в полуприседе на собственном заднем дворе, в прикрывающей нижнюю половину лица хирургической маске, которая вдруг стала тесной и душила, он понял, как чувствуют себя люди в тех историях. Они не просто пугаются, они приходят в ужас, дыхание застревает в горле, сердце стучит, словно молот, из пор сочится пот, а желудок словно наполняется ледяной водой. Они ощущают себя маленькими и слабыми, охваченными двумя всепоглощающими, но разнополярными желаниями: бежать так быстро и далеко, как только получится, и оставаться неподвижными, будто статуя, надеясь, что безымянная тварь, преследующая их, пройдет мимо. Теперь Лайл знал то же, что и они: каково это – быть жертвой. За всю свою жизнь он ни разу так не боялся.

Сперва он услышал дыхание – тяжелое и затрудненное, сопровождающееся слабым свистящим шипением, как будто у кого-то не в порядке легкие. Звук доносился слева, и Лайл не хотел поворачивать голову, чтобы посмотреть, кто там, совершенно не хотел. Он бы охотнее зажмурился и, как ребенок под одеялом в темноте, понадеялся, что если он не видит монстра, то и монстр не заметит его. Но он все равно повернул голову, не смог удержаться от движения, а когда сделал это, увидел в точности то, чего ожидал.

Монстр вернулся.

Вчера он наблюдал за существом из дома, находясь в безопасности, выглядывая из-за маленькой белой занавесочки, висевшей на окошке задней двери. Он был укрыт от взора твари, защищен запертой на замок прочной деревянной дверью. Зрелище было странное, это да, чертовски странное, но он не ощущал угрозы. Ситуация была настолько необычной, что даже реальной не казалась. Он чувствовал себя сторонним наблюдателем, смотревшим телевизор. Тварь казалась нелепой, с этими двумя головами и четырьмя руками, будто вышла из детского мультика. Но теперь, стоя в десятке метров, не отделенная от него ничем, кроме воздуха, она не казалась такой уж нелепой. Скорее, выглядела откровенно ужасной.

Ростом существо было примерно метр восемьдесят, и его обнаженное тело – не считая лишних частей – было нормальным мужским телом. Возможно, с несколькими лишними килограммами на талии, но в достаточно хорошей форме, с твердыми мышцами и редкими темными волосами. Каждая голова клонилась вбок – одна налево, вторая направо, – чтобы уместиться на одном теле, и Лайл поймал себя на мысли, что обе несчастные головы должны постоянно страдать болью в шеях. У правой головы были прямые черные волосы, свисающие длинными засаленными космами, и неряшливая борода, отчаянно нуждающаяся в стрижке. У левой головы лицо было посветлее, а густые волосы – светло-рыжего цвета. Оно было чисто выбритое, с россыпью веснушек на щеках. Выражение обоих лиц было похожим: широко раскрытые дикие глаза, открытые вялые рты. Тонкая струйка слюны вытекала изо рта рыжей головы и капала на грудь.