Дорогой мы проходили местность, которую покрывали обширные плантации агавы. Магуэй — это местное название агавы — растёт медленно, зацветает лишь на одиннадцатый год, и в пору цветения из центра его, словно меч, поднимается высокий стебель. Индейцы, культивирующие это растение, знают, когда должен появиться цветок, и в нужное время вскрывают его, пробравшись среди колючих листьев, и сцеживают свежий сок.
Из каждого растения можно получить соку на дюжину порций пульке в день, причём добыча производится несколько месяцев подряд. Добытчики, по несколько раз в день собирают свежий сок в выдолбленные из тыквы бутыли, после чего переливают его в бурдюки из кожи игуаны. Иногда сок высасывают из тыквы через трубочку и выплёвывают в бурдюк, чтобы слюна поспособствовала брожению. В течение нескольких дней жидкость выдерживается в кожаных мехах или глиняных бочках. Индейцы усиливают его крепость с помощью древесной коры под названием куапотль. А наши мужики-то и не знают, что тут такое растет! Правда, иногда отчего-то вся порция напитка может скиснуть, оставив индейцев ни с чем.
О нашем приближении в Тисапансинго уже знали, и вместо войска к нам вышла депутация знатных людей и жрецов, которые с плачем стали умолять Кортеса не губить их поселение, так как никакого ацтекского гарнизона у них теперь нет, а касики из Семпоалы обманули его, ибо давно между нами и здешними жителями идет борьба за землю и границы. Слышали они, что Кортес всюду хочет установить справедливость; зачем же именно здесь, у них, он поддерживает клевету и неправду.
Узнав об этом, Кортес немедленно послал капитана Педро де Альварадо и Кристобаля де Олида, чтобы они остановили отряды туземцев из Семпоалы. Но как те ни спешили, все же они опоздали: уже начался грабеж и избиение местных индейцев. С великим трудом удалось восстановить покой, а Кортес под страхом смерти велел касикам и военачальникам Семпоалы вернуть все, до последней курицы; прежде же всего освободить пленных. Видя такое к себе отношение, жители Тисапансинго охотно подчинились испанцам, обещали отстать от своих идолов и жертв, и вскоре и само Тисапансинго, и окрестные поселения формально были присоединены к Испанской державе. При этом было не мало жалоб на Мотекусому и его чиновников, совсем как в Семпоале и Киауистлане. Подвластные Кортесу земли разрастались, чем я тоже спешил пользоваться, совершая выгодные обмены.
Тут еще произошел один любопытный случай. Однажды, когда мы отдыхали, вооруженные, в тени — поскольку было очень жаркое солнце, и все были очень утомлены, а я, разомлев от жары, дремал, прислонившись головой к стволу дерева, — один солдат, которого звали де Мора, уроженец города Сьюдад Родригес в Испании, взял двух кур в одном индейском доме этого поселения Тисапансинго. Кортес, узнав про это, так опять разгневался, что приказал пред этим поселением, где этот солдат взял кур, накинуть ему на шею веревку и повесить. Правильно, бей своих, чтобы чужие боялись! Педро де Альварадо, который был там с Кортесом, успел перерезать веревку мечом, и полумертвый этот несчастный солдат уцелел. Кортес же сделал вид, что ничего не произошло.