— Могли бы и пощадить парня, — пробормотал я негромко, поднося кувшин. Чтобы во рту было не так мерзко. Но полупустой кувшин сыграл роль рупора, и сказанное про себя, услышал Шершень.
Здоровяк покосился на меня и уточнил:
— Давно в городе?
— Сегодня впервые. Только пришли. А что?
— Тогда понятно… — он перестал кричать вместе со всеми и присел рядом. Не забыв при этом цапнуть кувшин. Глотнул изрядно и передал Сивому. Старшой охранник тоже прислушался к разговору.
— Думаешь, жители Семипалатинска кровожадные твари, да?
Вопрос был риторическим, и я тактично промолчал. Мордобой прямо здесь и сейчас в мои планы не входил.
— Ошибаешься. Готов спорить, что сегодня на арене больше никто не погибнет, — сказал Шершень. Увидел недоумение и заинтересованность на лице Сивого, поправился: — По требованию публики. А эту гниду стоило не просто убить — четвертовать. Ни одного дома во всем городе нет, где бы он не напакостил. Вот и радуется народ.
— Даже так? Гм… И чем же он заслужил такую всеобщую ненависть?
— Чем?! — возмущенно рявкнул Шершень. Но вспомнил, что мы не местные, остыл. — Знаете, кто он? Это же проповедник! Слово «проповедник» здоровяк произнес с такой интонацией и брезгливым выражением лица, как интеллигент в пятом колене говорит «га*но».
Сивый, похоже, не понял вообще о чем речь, а я уточнил: