— Ладно, все хорошо. — Ее голос был мягким, успокаивающим, как будто она гладила раненое животное. Боже, как сильно он ненавидел эту свою неспособность открыться, принять поддержку, которую она ему предлагала. — Мы можем просто поговорить.
— Я только побеспокою тебя, если останусь, — сказал он сквозь стиснутые зубы, его нетерпение и возбуждение висели в воздухе. — И последнее, что я хочу делать, — это говорить.
Она отбросила одеяло в сторону и спустила на пол свои длинные голые ноги.
Поднеся бутылку ко рту, он сделал большой глоток. Ее глаза следили за каплей, упавшей на его грудь, с неприкрытым вожделением.
— Ты пьян, — заметила она, ее зрачки расширились, а пальцы крепко сжали одеяло. — Но ты никогда не напиваешься до такой степени. Ты всегда ненавидел алкогольные буйства Сильвио и добровольно никогда не отказался бы от самоконтроля. Лео, пожалуйста…
— Ты так хорошо меня знаешь, дорогая? — сказал он таким насмешливым тоном, что она побледнела. — Я пьян, потому что хотел хоть на минуту забыть о миллионе обязательств, которые постоянно душат меня. Вот почему я собираюсь уйти в другую комнату.
— Будь я проклята, если позволю тебе считать меня своим долгом.
Боже, даже в гневе эта женщина была великолепна.
— Мне правда все равно, что ты считаешь.
— Подожди, Лео…
«Боже мой, отпусти уже его», — ругалась она на себя.
— Поспи немного. Ты тоже провела на ногах эти два дня.
— Я не думала, что ты заметил, — сказала она, внезапно продемонстрировав уязвимость, которая пронзила его.
— Я замечаю в тебе все, Неха, — вырвалось у него эмоционально.
— Но ты нарочно держал меня на расстоянии, — ответила она, и тень обиды промелькнула в ее взгляде.
Может, это и к лучшему, что она поняла, что он намеренно избегал ее. Зная ее и то, как сильно она гордилась своей эмоциональной самодостаточностью, она тотчас же отступит.
— Да. У меня было много дел и не было времени нянчиться с тобой.
— Ах… Теперь я понимаю, почему тебе нельзя пить. Ты становишься безжалостным, высокомерным и жестоким.
Несмотря на мрачное настроение, он усмехнулся.
— Теперь ты знаешь все. Я такой же подлый пьяница, как и он.
— Ты злишься, что я пробралась в твою комнату? Легла на твою кровать?
«Нет, ты была рождена для меня. Для моей кровати. Для моей жизни».
Слова застряли у него в горле, как кислота, которую он не мог ни проглотить, ни выплюнуть.
Все как бы перевернулось: еще совсем недавно он строил планы насчет совместного будущего, перед ними была открыта масса возможностей, а сейчас он чувствовал себя как в черной яме, из которой не выбраться.