Горбоносая нескладная жена вздыхала:
– Маленькие они еще. Подрастут – все поймут.
Сапожник фыркал, как лошадь:
– Ой ли? Как ни печально признать, из них ничего путного не получится. Они пойдут по кривой дорожке, вот увидишь.
Жена скалилась, показывая длинные редкие лошадиные зубы.
– Не у всех призвание быть сапожником. Я бы мечтала, чтобы мальчики получили хорошее образование.
– На какие такие шиши, Софа? – изумлялся Гойдман, проводя рукой по хрящеватому носу, из узких ноздрей которого выглядывала щетина. – Я с утра до вечера сижу в сапожной лавке, и эта работа не делает меня миллионером. Но я не беру чужое, как наши воры, мне достаточно своего.
– Что же ты предлагаешь? – Как мудрая еврейская жена, Софа почти не спорила с мужем.
– Я предлагаю не пустить их на улицу сегодня, – твердо решил Яков. – Они не заслужили отдых. – Он встал, стряхнув крошки с синеватых губ. – Сейчас так им и скажу.
Женщина ничего не ответила, и Яков, который всегда принимал ее молчание как согласие, открыл дверь в детскую.
Лейба и Шепсель сидели на кровати и смотрели на отца злыми черными глазенками. Младший сосал ушибленные пальцы, отзывавшиеся тупой болью.
– Мы с матерью решили сегодня наказать вас, – торжественно объявил отец. – Вы просидите в своей комнате до утра. Если завтра вы будете отлынивать от работы, как сегодня, снова не пойдете на улицу. Вам понятно?
Сыновья переглянулись, но ничего не ответили. Они понимали, что сейчас отец сильнее, что они могут сбежать отсюда, только придумав какую-нибудь уловку.
– Вам понятно? – повысил голос Яков.
Лейба ответил первым:
– Понятно, папа.
– Но я работал сегодня. – От волнения Шепсель прикусил больной палец и поморщился. Боль сделала его смелее. – И я старался. Ты рассказывал нам, что когда-то тоже попадал себе по пальцам. Завтра я не смогу работать.
Яков с шумом втянул в себя воздух и крякнул:
– Нет, голубчик, я сотни, нет, тысячи раз ударял себя по пальцам, и это было больно, но я стонал и продолжал работать. Ушибленные пальцы – это не повод бездельничать. Ты, Лейба, будешь помогать брату. Завтра мы снова отправимся в лавку. А пока… – Он вышел из комнаты, повернув ключ в замке.
Шепсель вытащил пальцы изо рта и плюнул на пыльный старый половик.
– Я думал, побежим в порт, – грустно сказал он.
– Я тоже так думал, – вторил ему Лейба. – Говорили, сегодня приходит заграничный корабль. То-то интересно было бы посмотреть.
Шепсель шмыгнул носом. Братья любили просто гулять по своему родному городу, ходить по дворам, перекидываться парой шутливых словечек со словоохотливыми еврейками, вступить в короткую схватку с мальчишками их района, с каждым годом становившегося все больше.