— Хотел бы напомнить вам, — нервно сказал Роджер, — о своем дипломатическом статусе…
— Разве я в чем-то проявил неуважение к вам, «с-Э-р»? — делая ударение на этом английском слове, сказал следователь. — Я прекрасно осведомлен о ситуации вокруг Конго, да и вообще о политической обстановке, дорогой союзник. Мне просто надо знать все детали… они помогут в деле. И… — он сделал паузу, — моя ирония… тоже простительна, дорогой союзник, — вновь повторил это выражение следователь.
— Ваша ирония неуместна…
Инспектор ничего не сказал. Он поблагодарил за информацию и со всей своей командой удалился.
— Ты видел этого типа… инспектора? Это новый стиль расследования?
— Вполне может быть, — задумчиво произнес Роджер. — Но, боюсь, что от него толка нам не будет. Пошли ко мне…
— Ты хочешь, чтобы меня все записали в куртизанки? Нет, я переночую здесь, — твердо ответила Гертруда.
— Ну, ладно, — сказал Роджер. Его восхищала принципиальность Гертруды — она ему стала еще больше нравится. Он поглядел на разбросанные вещи, разбитую посуду и подумал, что завтра ему тоже надо разгребать дела на работе, в том числе и дело об убийстве русского инженера. Двигаясь к двери, он уже стал размышлять о деле, в его памяти всплыло описание убийства, исчезнувшие документы и книги Максима Королева, как вдруг его пронзила мысль, и он круто обернулся и почти что вскричал:
— Гертруда! Грабители пришли не за документами и петициями по Конго! Им нужны были твои конспекты по физике!
Гертруда удивленно взглянула на него:
— Я, конечно, не уверен на сто процентов, но думаю, что речь идет о твоей лабораторной работе под руководством Марии Кюри. Радиация…
Вена
Имперская столица Вена, величественная и медлительная, представляла собой плавильный котел из народов центральной и восточной Европы. В Вене — этом олицетворении австрийской утонченности и имперской надменности с ее позолоченными сферами и портретами женщин из высшего общества работ Густава Климта, витал дух свободы творчества. Здесь можно было послушать лекции Фрейда о важности секса в жизни человека, увидеть непристойные картины Эгона Шиле и почитать полные эротики романы Артура Шнитцлера. Эта свобода для более консервативных членов общества олицетворялась с вседозволенностью и даже развратом. Для консерваторов творческие инновации были неприемлемыми выходками, и подобная критика зачастую была направлена против евреев, многие из которых и были вовлечены в это «новаторство». Как это ни парадоксально, стоявший за либеральной трансформацией Вены бургомистр Карл Люгер придерживался антисемитских взглядов. Император Франц Иосиф, давший много свобод подданным империи, в том числе евреям, долго сопротивлялся назначению Люгера, считая его — что тоже несколько парадоксально — чересчур уж революционным, хотя Люгер боролся в совете города против партии либералов.