– Спасибо, Андрей Николаевич, за лестное предложение… – Мой голос звучал осторожно, чтобы невзначай не обидеть мэтра. – Я бы с удовольствием… Если только не летом, а где-нибудь ближе к ноябрю! Понимаете, мы тут, в нашем Центре НТТМ, задумали провести… м-м… серию важных исследований, и мне бы не хотелось бросать серьёзное дело. Я понимаю, как это звучит в исполнении шестнадцатилетнего, но…
– Миша, – мягко заговорил Колмогоров, перебивая, – я читал ваши работы, они и серьёзны, и важны. Если не секрет, что за исследования?
– Высокотемпературные сверхпроводники, – выдавил я из себя.
Папа тихонько присвистнул, мама сделала ему страшные глаза – нишкни, мол, а я заторопился:
– Эффект сверхпроводимости должен проявиться при температуре жидкого азота. Есть парочка идей… Ну… Хочется их реализовать.
– Миша, давайте договоримся так, – резво заговорил академик. – В июле мы встретимся и всё подробно обговорим. В любом случае я готов принять вас в нашу ФМШИ… ну, скажем, в ноябре. Или раньше, или позже – как управитесь. И последнее. У меня есть самое серьёзное намерение отослать подборку ваших статей в «Джорнал оф зэ Эй-Си-Эм»[19]. Вы не против?
– Нисколько, Андрей Николаевич! – ответил я, холодея. – Спасибо.
– Не за что! – сказал со смешком Колмогоров. – Ну до свидания!
– До свидания!
Под аккомпанемент коротких гудков я положил трубку. Родители отмерли – и задышали. Мама смотрела на меня с ласковой улыбкой, а глаза у неё блестели обильной влагой. Папа впал в задумчивость, поглядывая на меня с удивлением и лёгкой, едва скрытой досадой.
– Помнишь, как Фагот с Бегемотом восторгались на балу у Воланда? – медленно, словно борясь с собой, выговорил он.
– Я в восхищении! – воскликнула мама и бросилась меня обнимать, прыгая и пища как девчонка: – И-и-и!
Отец захохотал, сбрасывая напряжение, и принялся меня мутузить. Тут распахнулась дверь, и на пороге замерла испуганная Настя.
– Не бойся! – хихикнула мама. – Это мы так радуемся!
Сестрёнка неуверенно улыбнулась.
– Да правда! – хохотнул папа. – Мишке большой академик звонил! Главный по математике!
Тут Настя тоже возрадовалась, захлопала в ладоши – и вся моя родня повела вокруг меня хоровод, едва вписываясь в тесную прихожку.
– Да ну вас… – пробормотал я растроганно. – Пошли лучше есть, а то остынет…
Четверг, 24 апреля 1975 года, вечер
Москва, Старая площадь
В громадном здании ЦК даже по ночам частенько горел свет в окнах – партийный «штаб» почти не спал. Слишком много дел и забот волок на себе Центральный Комитет, чтобы его функционеры гасили электричество в шесть вечера, со спокойной душой уходя до дому.