– Девки! – позвала Сулима. – Пошли! Аля!
– Иду! – отозвалась Ефимова.
– Ещё мальчиков бы… – робко проговорила Ира.
– Зачем? – поинтересовалась Альбина.
– А то вёдра тяжёлые!
– Какие вёдра? А-а, поняла! Миша-а! Дю-юша! Пошлите!
Жуков с радостью скинул рукавицы-верхонки и бодро почесал к крыльцу. За ним двинулся Гарин.
– Алечка, – зашептала Ира, – надо говорить не «пошлите», а «пошли».
– Да? – Ефимова удивлённо вздёрнула брови и округлила глаза. На скулах у неё закраснелись пятна румянца. – А я ещё с Изей спорила… Вот балда!
Нацепив дежурную улыбку, Рита пошагала в класс. Там царил разгром – все парты сдвинуты, мокрый пол забросан измочаленными газетами. Зато окна сияют неправдоподобной чистотой.
Зиночка, вздрагивая на шаткой стремянке, цепляла выстиранные, ещё влажные шторы. Отмывая пол, близняшки трудолюбиво ползали на коленках, как будто молились Мойдодыру, а Дворская, затянутая в спортивку, изящно гнулась в оконном проёме, со скрипом дочищая стекло фрамуги – стёртая газетная крошка так и сыпалась.
Сулима с неохотой призналась себе, что фигурка у Инки великолепная – вон как скребёт, а ничего не трясётся…
– Привет отстающим! – вылетело из Али, переливаясь бодрым весельем.
– Нагленькие такие! – взметнулась Тимоша. – Сами там воздушные ванны принимают, а мы тут вкалывай, как папы Карлы!
– Как мамы! – хихикнул Дюха.
Двойняшки только покряхтывали, домывая пол в позе лягушек, а Инна осторожно присела, дотягиваясь до тряпки. Искоса мазнув взглядом по молчаливому Гарину, она медленно выпрямила длинные ладные ноги и вцепилась в задвижку, чтобы удержаться на подоконнике. Спокойное Мишино лицо закаменело в полной бесстрастности, как у индейца, привязанного к столбу пыток.
– Мальчики, мальчики! – захлопала в ладоши Ира, привлекая внимание сильной половины класса. – Смените нам воду, пожалуйста! Только вёдра ополосните. Хорошо?
– Бу-сде! – ухмыльнулся Жуков.
– Дай я… – обронил Миша, отнимая у Сулимы мятое цинковое ведро с небрежно намалёванной надписью «ХОЗ».
Уголки Ритиных губ, до того поникшие, начали задираться вверх.
Суббота, 26 апреля 1975 года, день
Первомайск, улица Революции
Позывные «красной субботы» неслись со всех сторон. Тысячи людей, старых и малых, мели и чистили свой город. Они подначивали соседей, шутили и смеялись, грузили мусором «зилки» и «газоны», а над крышами парила музыка, путаясь мелодиями, – звёзды эстрады будто соревновались, кто кого перепоёт.
Чувствуя себя дезертиром с трудового фронта, я стыдливо юркнул за угол универмага, прямо в чащу сирени. Назревшие лиловые бутоны только распускались повсюду, готовясь на днях укутать улицы и дворы дивным ароматом, но здесь, на задах гаражей, буйные дебри сиреневых кустов уже исходили сладковатым и терпким, немножко тревожным духом. От него шалели дворовые коты, а деды одобрительно крякали вслед молодухам.