Свен глубоко вздохнул. Вот опять, как три года назад, участь киевского стола будет решать земля Полянская, то есть собрание старейшин, глав родов, что и составляют эту землю. Три года Ингер сын Хрорика занимал это стол и был здесь полноправным владыкой, но поражение сбросило его опять к нижним ступеням.
– Не говори пока никому, – попросил Свен. – Два дня еще есть… сам подумаю, как быть.
– Не делай ничего без моего ведома! – предостерегла Ельга, и Свен кивнул.
В ее руках была священная власть, ее голосом говорили боги земли Полянской, и ни одно важное дело не решалось мужчинами без совета с ней.
– Только как же… – окликнула Ельга, когда Свен уже повернулся, намереваясь уйти, – а как же… она? – Ельга-Поляница выразительно кивнула в сторону Киевой горы, где стоял княжий двор. – Русалке-то… надо бы сказать.
Русалкой они между собой называли жену Ингера, плесковитянку Ельгу-Прекрасу. Имя Ельга Ингер дал ей сам, когда женился на ней и вводил в свой род, чтобы закрепить за ней полные права госпожи княжеского дома. Ельга-Поляница, свое родовое имя получившая от отца, до сих пор в душе содрогалась от негодования, слыша, как священным именем древних королевских дочерей-валькирий называют дочь какого-то варяга-перевозчика с реки Великой!
– Она и поначалу-то тревожилась, а уж месяца два ходит, как в воду опущенная, – продолжала Ельга. – Чадо схоронила, муж невесть где… Хоть живой воротился, ей и то будет радость.
– Потерпит еще два денечка, – безжалостно ответил Свен.
Но в душе его что-то дрогнуло при мысли об этих двоих, которые завтра вечером встретятся и каждый преподнесет другому ужасные, губительные вести. Поражение, разгром, позор Ингер привезет из похода, а дома узнает, что их единственный сын, годовалый Ельг, умер перед Купалиями от какой-то лихорадки, поболев всего-то два дня. Эта пара опять бездетна. У Ингера в Киеве снова нет наследника, и возможность возвести Ельгу-Прекрасу на княжий стол и дать ей права княгини вновь отодвигается, самое меньшее, на четыре года…
– Божечки, горя-то сколько! – вырвалось у Ельги, и взор ее обратился к идолам Макоши и ее помощниц. – Не дают им боги счастья!
– Знать, не принимает их земля наша, – буркнул Свен. – Ты бы им намекнула… Станут упрямиться, и сами живота лишатся.
– Я им не суденица, – Ельга покачала головой. – Ты-то сам бы отступил от стола, чтобы живот сохранить?
Свен молча покачал головой. Они с Ингером были очень разными, но с детства тот и другой одинаково усвоил: нет ничего дороже чести и славы. Даже жизнь и счастье – ничто перед ними, и пролитая кровь лишь выше вздымает волну, несущую твой корабль.