– И тем не менее ты надеешься, что в бою твоя удача будет больше моей? – Ингер положил руки на пояс, приняв уверенный и непринужденный вид, будто сам в своей удаче не сомневался.
– Отчего же нет? Происхождением я тебе равен. Род мой, как и твой, ведется от Хальвдана Старого, от его сына Дага. У Дага был сын Арнгрим, а у него – сын по имени Ангантюр Берсерк. Я происхожу от него, но через Хальвдана мы в родстве с Дёглингами. А из Дёглингов по матери происходит Харальд Прекрасноволосый, чей отец, Хальвдан Черный, изгнал из Ругаланда твоего дядю Хельги. Так что, как видишь, мои предки не уступают твоим родовитостью, но уже в давние времена превосходили их удачей и доблестью. Отчего же мне не надеяться на успех?
– Но мой дядя, которого ты назвал Хельги, показал, что его удача побольше, чем у многих, – Ингер слегка побледнел от этого скрытого поношения.
Будучи родней Ельгу через сводную сестру, Ингер не происходил от тех конунгов Ругаланда, которых Кольберн упомянул, но не счел нужным это уточнять, чтобы не умалять своих прав на дядино наследство. В конце концов, отец его матери тоже правил ругами, пусть и другими.
– Удача Хельги мне известна! Пока я зимовал в Корсуни, греки мне немало порассказали! Они, знаешь ли, помнят немало северных вождей, которые правили славянами! Лет полтораста назад Сугдею захватил один, они называют его Браваль, но не думаю, что это настоящее имя. Но это был воинственный и сильный вождь, тогда богу пришлось явить чудо, чтобы его укротить. Тот вождь разбил ворота города, ворвался в самый главный храм, захватил там несметные сокровища, но бог поразил его, его взяли жестокие корчи, так что у него лицо вывернулось к спине. Испугавшись, он приказал своим людям вернуть все награбленное, но это не помогло ему, и он лежал, расслабленный, обездвиженный, скованный силой бога по рукам и ногам, не мог шевельнуть даже пальцем. А ночью ему во сне явился святой муж, похороненный в той церкви, по имени Стефан, и приказал принять крещение, обещая тогда излечить его. Браваль послушался, и лицо его стало снова как у всех людей.
– Ты так говоришь, как будто сам почитаешь греческого бога! – заметил Ивор.
– Именно так! – охотно подтвердил Кольберн. – Верую во единого бога, который все создал и всем правит!
– Ты не был христианином, когда мы шли на греков! – воскликнул удивленный Ингер.
– Я принял крещение в Сугдее в эту зиму. Мы часто виделись с тамошним стратигом, и он убедил меня в силе бога. Да и глупо было бы спорить – разве мы не видели своими глазами, как богато живут греки, как много сокровищ посылает им бог! Помнишь тот день в Босфоре – я был на лодье совсем близко к хеландии, я слышал, как там пели заклинания под огромным золотым крестом – и в тот же миг нас поразили молнии! Единый бог послал молнии с небес на помощь его народу! Мы видели это сами, мы сами пострадали… у тебя на лице я вижу след этой силы! – Кольберн указал на лицо Ингера, и тот невольно прикоснулся к скуле, где еще виднелось слабое розовое пятно от зажившего ожога. – Я хочу принадлежать к верным, избранным, которые пользуются защитой и силой бога. Стратиг Дионисий был моим крестным отцом, а наречен я Стефаном, так что теперь тот святой муж – мне все равно что небесный воспитатель. А стратиг Дионисий пообещал, что если я сумею занять киевский стол, он сам станет моим послом к Роману цесарю и его сыновьям, чтобы помирить нас и помочь заключить выгодный договор. Так что, как видишь, – Кольберн-Стефан развел руками, – на моей стороне все силы земли и неба. Но ты можешь не опасаться никого вероломства – наш поединок пройдет, как положено у благородных людей, ведущих свой род от самого Одина!