Да, запутанная история, поведать о которой способен только сам Сергей.
— Вы можете пройти к пациенту, — сказала нам медсестра, которая вышла из операционной.
Она провела нас через другую дверь и мы оказались в палате, посередине стояла кровать, а на ней лежал Сергей. Он как будто спал. Но звук искусственной вентиляции легких говорил о том, что это не просто сон. Это кома. Его кома.
Врачи ввели его в это состояние, чтобы у него была возможность восстановиться. Я осторожно прошла по палате реанимации, придерживая свою капельницу, направляясь к его кровати. Лариса не решалась следовать за мной.
Взглянув на такое умиротворенное лицо моего мужчины девичьих грез, я аккуратно взяла его за руку. Она была так же горяча, как и при нашем знакомстве. У него всегда очень теплые руки.
— Сергей, ты меня слышишь? — задала я глупый вопрос, ожидая, наверное, ответа.
Лариса подошла к нам, внимательно глядя на меня.
— Если слышишь, сожми мою руку, — произнесла я со слезами на глазах.
— Давай не будем торопить события, он же в медикаментозной коме. Как бы он ни хотел очнуться, он не может, — озвучивала очень разумные вещи Лариса.
— Вы правы, — кивнула я.
Но что мне делать? Просто сидеть и ждать? Ждать несколько дней, пока наши дети в Лондоне. Им же всего сутки от роду, а родители уехали в Москву. Откуда во мне столько безответственности по отношению к ним?! Неужели я и правда думала, что мое присутствие как-то повлияет на восстановление Сергея.
Почему, когда дело касается его, я становлюсь похожей на малолетнюю невротичку?!
— Хорошо, будем ждать, — подытожила я поток своих мыслей вслух.
— Как малыши? Так хочется их увидеть, — впервые Лариса спросила о наших с Сергеем детях.
— С ними все хорошо. Как раз собираюсь маме позвонить, чтобы узнать.
Я подошла к окну и села в кресло возле него, в ногах чувствовалась усталость, они были как ватные. Я набрала маме и удостоверилась, что с нашими детьми действительно все хорошо. Хотя мне стало спокойнее, но я расстроилась. Во мне росло чувство стыда за то, что я оставила детей на несколько дней ради их отца. Вроде бы достойная жертва, аля жена декабриста, но, поставив на весы сейчас свой поступок, я поняла, что взвесила неправильно. Я была неправа, так опрометчиво побежав в Москву.
От меня мало толку, я ничем не смогу помочь, находясь рядом. Только врачи, только медикаменты способны помочь. Хотя прекрасно понимая, что выбирай я снова, ехать или нет, я бы выбрала первое, мне еще больше стало стыдно. Стыдно от своей бесхребетности.
Сидя в кресле, я стала наблюдать за Ларисой. Она смотрела с такой трепетной любовь матери на Сергея, что мне захотелось спросить отца моего любимого, почему он ее не взял в ту самую поездку в Кисловодск. Спросить его сейчас вряд ли получится, а вот саму Ларису вполне.