Когда Люк встал у меня за спиной, я сама сделалась зверьком – чутким, осторожным, любопытным. Люди все прибывали и прибывали, становилось все теснее, и случалось, что мои лопатки подолгу покоились у него на груди. Я ощущала, как он вдыхает и выдыхает, чувствовала его дыхание у себя в волосах. Что там случилось в фильме после того, как шуруп пронзил яйцо, я и не помню толком.
Все завершилось, я, спотыкаясь, выбралась на крыльцо. Было все еще светло. Небо фиолетовое, деревья темно-синие. Лягушки взялись за свое в пруду через дорогу, и чем пристальнее вслушиваешься, тем они громче и громче. Я оперлась о перила, а люди за мной скрипели креслами-качалками, передавали друг дружке пиво и вскидывали бутылки за режиссершу, та психопатически хихикала, как это бывает, когда обнажаешься через искусство.
Люк встал рядом. Мы смотрели в поля. Костяшками пальцев он чиркнул мне по тыльной стороне ладони и руку не убрал.
– Хочешь, поедем куда-нибудь? – Глаза у него поблекли, бледные, как рассвет.
Мы влезли в его пикап и направились к Потакету, потому что увидели знак и нам понравилось произносить это название, растягивая “По” и обрывая “такет”, повторять снова и снова. По-о-о-о-о-ткт. Это на границе с Массачусетсом, где мы оба росли – в часе езды друг от друга. Теперь он жил в Нью-Йорке. В Гарлеме. Спросил, где живу я.
– А, у меня тут маленькая хижина в Бёррилвилле, Род-Айленд, – ответила я. Он рассмеялся. – Все еще есть семь недель на разработку плана.
– Всегда можешь съехаться с Даффи, – сказал он.
Даффи – взрослый сын директора, шесть футов шесть дюймов, в обед он раскладывал нам на крылечки сэндвичи. Привязывал любовные записочки к камням в форме сердца и оставлял их в обеденных корзинках у женщин.
На городской площади Потакета нашелся бельведер. У меня в рюкзаке оказалась колода карт, и мы уселись на полу, скрестив ноги, и впотьмах стали играть в “скорость”. Страсти разгорелись нешуточные, мы орали друг на друга, и к нам по лестнице поднялся легавый. Его фонарик осветил карты, разбросанные между нами, и он хихикнул.
Про “скорость” он никогда раньше не слышал, мы показали ему, как играть, и он сказал, что научит своего внука. По четвергам вечером сидит с внуком, сообщил он.
У него больной бедренный сустав, и к патрульной машине он шел медленно.
– Мало что происходит в По-о-о-о-о-ткте, – сказала я.
– Всего-то потасовочка в бельведере.
По дороге обратно в “Красную ригу” мы выкликали все подряд смешные названия из Массачусетса, какие могли вспомнить.
– Биллерика.
– Белчертаун.
– Леоминстер.