Попаданец в себя, 1970 год (Круковер) - страница 75

Надо попробовать, хариус на мушку берет, удочки я не раздал, вон – целый спиннинг из бамбуковых палок в рюкзаке, еще в Ленинграде покупал.

Сижу на берегу, смотрю на мушку. Никто не клюет. А словом рыбу брать – так это вовсе беспредел.

Кто бы подумал, что могущество столь противоречит моей природе. В детстве воображал себя волшебником, а вот наяву отторгается право брать Словом или Словом же рушить что-то. Может это моя человеческая совесть бунтует…

Вывалившийся из кустов даурского можжевельника, младшего брата вечно скорбящего кипариса, здоровенный волчара, прервал мои раздумья и бесплотную рыбалку.

Глава 34

Волк был велик. Я чуть не испугался, так как владение Словом еще не приучило мою нервную систему к его величию. Потом заметил на загривке зверя небольшую косулю. Волки носят добычу, как люди – котомку, через плечо, на холке. А вот собаки так никогда не делают. Волк подошел ближе и сбросил косулю на землю, у рогатой было порвано горло и кровь спущена.

Наверное жители леса приняли мои безмолвные мысли, мои телепатемы и решили помочь.

«Спасибо, дружище, – сказал я в голове беззвучно, – погоди – поделимся».

Волк молча ждал, пока я отчеквочу заднюю ногу, осторожно взял ее в зубы и прыснул обратно, в тайгу.

А я, ощущая себя Богом, принимающим дары от животных, поволок мясо ближе к ручью, чтоб разделать и замыть место от волокон и крови. Сегодня у меня на здоровенной чугунной сковороде будет скворчать свежатина с картошкой!

Прошел месяц моего отшельничества. Жилось более чем хорошо: хвойный воздух лечил не только душу, я буквально ощущал, как каждая клетка здоровеет и наполняется энергией. Утрами со рта не было больше гнилостного привкуса, утром я жевал хвойную веточку и дышал свежестью бытия!

Отлично шли стихи. Общая тетрадь уже наполовину заполнилась.

Под образа!
А нет их – под березы.
Молиться и прощения просить.
А утром будут росы,
Словно слезы,
Мне голову осеннюю лечить.
И душу мне омоют,
Я поежусь,
Стряхну с щеки
Лихого комара.
Шуршит в траве
Не мышка и не ежик,
И не щенок, играющий с утра,
И не мечта,
Забытая навеки,
И не судьба,
Проклятая на век.
А солнце
Словно бритвой режет веки,
И плещется
На гребнях сопок
Снег.
Я сегодня шальной и ласковый,
Я над миром взойду луной.
Загорится цветочек махонький
В древней сказке лесной мечтой.
Пробежит по тайге игрушечный,
Нежно-плюшевый серый волк,
И ударит картечью пушечной
Оловянный потешный полк.
А луна всего на три четверти,
Полнолуния ждать и ждать…
Оторву на рубахе петельки:
Счастье по лесу раскидать.

Столь же удачно писался роман. Роман – предостережение, фантастика апокалипсиса, вести из 2020 года. Я ничего не выдумывал, даже сюжет не изобретал, мой герой – молодой поэт просто замерз в 1970 в тундре под Норильском, а когда его нашли в 2020 году и разморозили, ожил. Но начал стремительно стареть. Он проживет два месяца, но за это время успеет получить материальную независимость от благотворителей и объездить всю планету. Подмечая, как гибнут леса и болота – легкие Земли; как гибнут моря и океана, задыхаясь бензиновыми парами и пластиковым безумием; как вместо вкусных овощей на прилавках магазинов появляются безвкусные уродцы гидропоники, а фрукты сохраняют свежесть месяцами, мумифицируясь. Он будет пить молоко, которое не скисает: он будет жарить белесую яичницу от кур, не видевших землю и траву с солнцем; он будет носить пластиковую одежду, от которой кожа покрывается алыми пятнами и дышать воздухом, в котором почти нет кислорода. И стареть, так как организм наверстывает процессы, заторможенные льдом.