– Вот ты и у меня в гостях, – сказала Рашель.
Кей кивнул, осматриваясь. Странная комната. Очень странная. Словно сошедшая с картинки старой книги. Резная громоздкая мебель – узкие высокие шкафы, огромный полированный стол, тяжелые стулья, низкая и широкая кровать. Даже видеофон стилизован под старину, помещен в светлый деревянный футляр. Даже лампа на столе – газовая, с пляшущим под матовым стеклом абажура пламенем… или очень правдоподобной имитацией. И по контрасту с бледным, едва тонированным деревом темный ковер на полу, темно-бордовые шторы, черное постельное белье.
– Тебе нравится? – спросила Рашель.
– Не знаю. Хочется что-то перекрасить. Но я не знаю что.
Девушка засмеялась:
– Да, многие так говорят.
Кей посмотрел на нее. Рашель стояла перед ним почти обнаженная. Только тонкие трусики, не способные ничего скрыть.
– Ты уверена, что это правильно? – спросил Кей.
– Мы ведь умрем?
– Да. Наверное.
– Тогда уверена.
Она не сделала ни одного движения – лишь чуть-чуть отступила под взглядом Кея.
– Ты хорошая, – сказал Дач. – Очень надеюсь, что ты спасешься.
Он мягко привлек ее к себе – и почувствовал страх в касании губ.
– Не бойся, – сказал Дач.
– Я не боюсь. Я жду.
– Все равно я ничего не могу тебе дать.
– Неправда.
Кей отнес ее к кровати на руках, стал расстегивать рубашку – миг неизбежной, ненужной заминки.
– Дай я…
Рашель помогла ему раздеться, а он помог ей, что было куда проще, и снова спросил:
– Почему ты боишься, малышка…
Она не ответила, и он обнял ее – осторожно, стараясь быть предельно нежным и все еще не понимая ее страха, а девочка целовала его, словно не хотела больше никаких слов, и когда он понял, было уже глупо что-то говорить, и он только продолжал, стараясь, чтобы ей стало хорошо, и понимая, что этого никогда не бывает в первый раз, и ее загорелое тело казалось белым на черных простынях, и она улыбалась, словно ей действительно было хорошо…
И лежать лицом к лицу казалось редкой наградой, дарованной за тот короткий миг, когда ни Галактика, ни Грей, ни «Линия Грез» не стоили ничего.
– Если ты скажешь, что я романтичная дура, то я тебя убью, Кей Дач, – сказала Рашель.
Дач покачал головой:
– Мне было очень хорошо. Спасибо тебе.
– Дач, если мы спасемся…
– Ладно.
Он погладил Рашель по щеке, и она прижалась к нему еще теснее, хотя казалось, что это невозможно.
– Возьми меня снова, Кей.
– Не надо.
Рашель только улыбнулась, и он вновь склонился над ней, но она выбралась, оказавшись сверху, она знала все, ничего не умея, и Кей мог только догадываться, как она оставалась девочкой до шестнадцати лет в таурийском эдеме и со своей страстностью. Но это быстро стало неважным, абсолютно неважным, чем-то забытым, как Империя и «Линия Грез»…