. Да и союзники относились к французам в 1814 г. по-разному: в массовом сознании играли свою роль память о поведении французов в 1806 г. в Берлине или в 1812 г. в России, представления о французской цивилизованности и т. п.
Одними из важнейших детерминант в восприятии оккупанта и интервента будут этнические архетипы, стереотипы и образы. В данном случае нас будут интересовать в первую очередь образы русских, механизмы формирования и функционирования которых помогут лучше представить эволюцию и истоки русофобских настроений на Западе.
Французы писали о России много, на тему «Россия и русские глазами французов» есть несколько объемистых исследований со своими достоинствами и недостатками. Но, несмотря на все усилия мемуаристов и историков, как недавно констатировал Ален Безансон, знание современного французского обывателя о России часто сводится к двум базовым стереотипам: в России были казаки, а сама она была «тюрьмой народов»[7].
Действительно, казаки оставили глубокий след в исторической памяти французов: интерес к ним выделяется даже на фоне интереса ко всему русскому и российскому вообще. Ш. Краусс, изучавшая образ России во французской литературе XIX в., отдельный параграф — «Пики и свечки казаков» — посвятила казакам, отмечая при этом, что они стали «фундаментальным персонажем» во французских текстах XIX в.: со временем коллективная память сделала казаков «самым живописным элементом» в истории оккупации Франции. Речь идет о перезаписи, позволяющей преодолеть «унизительный опыт», об усилии по его «измельчению», которое выражается риторическим вопросом «Кто, впрочем, не видел своего казака?»[8] Казачьи бивуаки на Елисейских полях стали своеобразным символом времени, или, как выразился Ж. Брейяр, «постоянно повторяющейся ссылкой, настоящим топосом политической жизни французов», при том что часто «казаки и вообще русские представлялись реинкарнацией гуннов — варваров, пришедших из Азии, чтобы опустошить Запад»[9]. Над подобным восприятием казаков иронизировал еще их атаман М.И. Платов, который, уезжая из Труа, бросил членам муниципалитета: «Господа, варвары севера, покидая город, имеют честь вас приветствовать»[10].
Казаки в кампании 1814 года выполняли разнообразные функции: от непосредственного участия в сражениях до разведки, поддержания связи между корпусами и армиями или конвоирования пленных; они могли действовать как в составе интернациональных «летучих отрядов» (совместно, например, с венгерскими гусарами или баварскими шеволежерами), так и в составе чисто российских отрядов (под командованием, например, лично М.И. Платова). Казачьи полки были приписаны также к главным квартирам, входили в личный конвой императора Александра I.