— Все хорошо. Шофер такси опознан. Его фамилия Лебов. Все, что надо, о нем узнали. Характеризуется положительно. Думаю, что с парнем, которого он привозил, в связи не состоит.
— Николай Ильич, везите его сюда.
— Как, сейчас?
— Именно.
— Хорошо, ждите.
Миронов повесил трубку и тут же вышел на площадку. Поднялся на девятый этаж, нажал кнопку звонка 42-й квартиры. И как только дверь отворилась, Миронов сразу же представился.
— Что с мужем? Почему его держите? — с тревогой спрашивала невысокая белокурая женщина. — Я знаю, его мать убита, это знает теперь весь дом. Вы что, его подозреваете?
— Подозреваем, но не больше, чем всех остальных.
— Я наперед вам скажу, что убить человека, тем более свою мать, он не способен. Василий добрый, он усыновил моих детей. А вот свекровь… О покойниках не принято плохо говорить, но одно скажу: вместо того чтобы помочь нам — она рассказывала обо мне людям всякие небылицы.
— Но ведь ваш муж пьет?
— Потому и пьет, что с матерью был не в ладах. Ей за шестьдесят, а она молодилась, замуж хотела…
— Вот видите, вы сами говорите, что он был не в ладах с матерью.
— Из этого ничего не следует. Одно дело обижаться на мать, другое — совершить преступление.
— А где хранятся ценности и деньги?
Женщина испуганно вскинула глаза:
— Какие ценности? Какие деньги?
Миронов спокойно продолжал:
— Те, которые ваш муж принес из квартиры своей матери.
Продолжая испуганно глядеть на Миронова, женщина молча опустилась на диван и горько, навзрыд заплакала…
— Вчера, после того как за ним приходил внештатный участковый, возвращался ли муж домой?
— Да, возвращался. Но был он недолго.
— Чем он занимался?
— Не знаю, не видела. Я смотрела телевизор вместе с детьми. Муж что-то делал в коридоре у туалета. Потом ушел, сказал, что скоро вернется, да так до сих пор и не вернулся.
Раздался звонок в квартиру. На пороге стоял капитан Даниялов:
— Ищу вас, товарищ майор. Там, внизу, художник.
— Пошли, — распорядился Миронов, направляясь к лифту.
У парадной стоял небольшой человек, кругленький, пухленький, с русой, коротко подстриженной бородкой.
— Мы вас, Максим Савельевич, не задержим, — успокоил его Миронов.
Богданову было около шестидесяти пяти лет. Он стоял, скрестив длинные руки на животе, и внимательно глядел серыми, выцветшими глазами на Миронова. Весь такой аккуратный, чистый, выглаженный, он держался предупредительно, но с чувством собственного достоинства.
— Это допрос? — спросил Максим Савельевич, когда Миронов показал ему фотокарточку Никифоровой и попросил рассказать о ней.
— Допрос, как правило, проводится с составлением протокола и в кабинете, — успокоил собеседника Миронов. — Я же прошу вас помочь следствию. При этом вы можете быть уверены в сохранении тайны…