— По ходу, Иисусу здорово досталось, — заметил Джубал. — Он сам вам куртку отдал или вы завладели ей в неравной схватке?
— То были раны любви.
— А как насчёт вашего лица? — нервно сглотнув, поинтересовался Джубал. — Это тоже такие раны любви или старые добрые следы неприязни?
— Я заплутал в снегу. Упал.
«Высади его из машины», подумал Джубал, но скорость не сбросил и к обочине не прижался. Путник сидел, обхватив себя руками и засунув ладони под мышки. Джубал почувствовал на себе его взгляд. Ему почему-то казалось, что двигаться вперёд сейчас безопаснее всего. Важно продолжать беседу, как ни в чём не бывало, и ни в коем случае не показывать тревогу.
— Не, — возразил Джубал. — Вы с кем-то подрались. Вероятно, из-за этой куртки.
— Если вы не верите моим словам, то остановите машину и я выйду.
Джубал вцепился в руль с остервенением, не в силах расслабиться. Мир под беззвёздным небом был окутан непроницаемой тьмой. Джубал мечтал наткнуться на какой-нибудь городок по дороге. Или увидать хотя бы одинокий огонёк в окне какого-нибудь фермерского дома. Но ни городка, ни фермы с освещёнными окнами на их пути не попадалось. Он был уверен, что путник кого-то зарезал ради куртки. Возможно, у него при себе имелась опасная бритва. Наверное, стоит Джубалу остановиться посреди этой северной вымершей глуши, и путник решит, что это подходящий момент, чтобы Иисус предоставил ему «интернейшнл» 1928 года в относительно неплохом состоянии.
— Я отвезу вас дальше, — ответил Джубал. — Мне бы не хотелось высаживать кого-то в такую метель. К тому же, если вы сцепились с кем-то из-за этой куртки и бутылочки чего-то крепкого, то это не моё дело.
Они проехали мимо двух указателей на обочине дороги. На первом указателе значилась цифра «5». Второй указатель гласил, что поселение под названием Вефиль[1] располагался в пяти километрах дальше. В Вефиле наверняка найдётся подходящее место, чтобы высадить путника – иначе просто быть не может.
Путник повернулся на сиденье и уставился в окно. Джубал воспользовался моментом, чтобы незаметно взглянуть на него. Его всё не покидала мысль, что странник оставил кого-то – скорее всего, такого же бродягу – лежать в снегу, истекая кровью, в морозную ночь. В груди у Джубала что-то сжалось, отчего стало трудно дышать. Как будто он надел рубаху, что была мала на размер или два, и грудь было не расправить толком.
— Если Иисус шёл с вами, то куда же Он подевался, когда вы сели в мою машину? — спросил Джубал в надежде, что путник скажет что-то, что даст подсказку о состоянии того человека, которого он ранил и оставил в снегу. Безопаснее всего было казаться простодушным, беспечным. Беспечность и мужество в эту минуту, в этой зимней тьме, были одним и тем же. До Вефиля оставалось всего пять километров. — Я просто немного беспокоюсь о Нём, только и всего. Вы сказали, что Он истекал кровью. В такую погоду не стоит бродить по округе, тем более раненому человеку. Чем Он был занят, когда вы видели Его в последний раз?