– Доктор Виноградов здесь? – спросил Иван.
– Принимает, принимает, – сказала девушка, примостившаяся на скамью с самого краю. У нее был перевязан палец на руке.
Опалин сунулся в кабинет, где Виноградов изучал ухо пациента – парня лет 25 или около того. Увидев это ухо, Иван на мгновение утратил дар речи. Оно было багровое, опухшее и раза в три толще, чем полагается быть.
– Ну и зачем ты туда лазал грязными руками, а? – укоризненно спросил доктор. Глаза у него были абсолютно ясные, речь – уверенная, и вообще, глядя на него сейчас, никто бы не поверил, что перед ним – законченный морфинист.
– Я не лазал, – с видом мученика ныл пациент. – Вы ж говорили не трогать, ну я и не трогал…
– Значит, в реке купался?
– Ну, купался…
– А я тебе говорил – ухо не трогать и не мочить? Говорил? Теперь вот, полюбуйтесь, Степан Филиппович, – обратился Виноградов к находящемуся тут же фельдшеру. – Острый отит, я бы даже сказал, острейший… Что вам угодно? – спросил он, повернувшись к Опалину.
– Ничего, – ответил тот. – Если у вас сейчас перерыв, можем кое-что обсудить. Если вы не против.
– Я вас подменю, – поспешно сказал Виноградову фельдшер.
Доктор поглядел на пациента, на Опалина, сказал Горбатову несколько слов на непонятном языке, очевидно, распоряжаясь насчет лекарств для уха-гиганта, и зашагал следом за Иваном. Они вышли из здания и остановились в нескольких шагах от него, где начиналась сосновая роща. Розоватые стволы деревьев уходили ввысь, и внизу было тенисто и спокойно. Где-то деловито постукивал клювом дятел, и вдалеке время от времени подавала голос кукушка.
– Покурим? – спросил Опалин. Он немного нервничал, не зная, с чего начать разговор, и боясь неуместной поспешностью настроить собеседника против себя. По правде говоря, Иван до сих пор не был уверен, что поступил правильно, решив прийти сюда.
– Кажется, у меня нет папирос, – пробормотал Виноградов, похлопав себя по карманам.
В лавке Опалин купил две пачки папирос – без всякой задней мысли; услышав ответ собеседника, он достал одну и протянул ее доктору. То, что произошло вслед за этим, надолго врезалось ему в память. Виноградов с изумлением посмотрел на него, словно не веря своим глазам, и взял папиросы после колебания. Может быть, Опалин был слишком молод и ему не хватало опыта, но тут он безошибочно угадал, что никто из тех, кто толпился в приемной врача, ожидая его вердикта, ни один из этих людей, чьи жизнь и здоровье зависели от Дмитрия Михайловича, не додумался подарить ему не то что пачку папирос, а хотя бы горсть паршивой махорки.