Танцующие медведи. Опыт обретения свободы (Шабловский) - страница 7

Еще одно подтверждение – это Иван Митев, тот самый, чей медведь кур задавил. Он совершил самую большую глупость на свете. Запаниковал. Попросил о помощи охотника. Медведя выпустили в сторону леса, охотник выстрелил в него и убил на месте. А через несколько месяцев Иван и сам умер. Сердце. Говорю тебе, Бог видит, как ты обращаешься со своим медведем, и рано или поздно все тебе припомнит.

Я бы никогда медведя не ударил. А Велю? Боже, как подумаю об этом, так у меня слезы по лицу текут. Да я бы скорее себя мучил, чем ее.

Как я ее в таком случае дрессировал? Ну, как-как, отвез ее подальше за село, взял гадулку, конфет немножко, начал играть. И по-всякому ее уговаривал встать на задние лапы. Вставала – получала конфетку.

Она быстро все поняла. И только потом, когда уже пришла весна, я начал ее учить вещам посложнее. Говорил, к примеру: “Покажи нам, Веля, как невеста целует руку свекру”. И она всем целовала руку: когда мы с ней уже по стране ездили, нам за это хорошо подавали.

Была у нас знаменитая гимнастка Мария Гигова. Она была очень популярна, даже когда карьеру завершила. И вот вставал я иногда с Велей где-нибудь в центре города и говорил: “Покажи нам, Веля, как Гигова медали получала”. И Веля подпрыгивала, красиво складывала лапы, а в конце делала поклон. Люди смеялись, хлопали, фотографировали, а мы денежки зарабатывали.

Был еще такой Янко Русев, тяжелоатлет из Шумена, олимпийский чемпион и пятикратный чемпион мира. Я говорил: “Покажи нам, дорогая, как Русев штангу поднимает”. И она приседала, делала вид, будто лапами за штангу хватается, и тяжело сопела.

А когда наш знаменитый футболист Христо Стоичков начал играть за “Барселону”, я говорил: “Веля, покажи, как Стоичков симулирует фол”. И Веля ложилась на землю, хватала себя за ногу и начинала страшно скулить.

Некоторые медведчики любили про политику номера показывать. Что-то про Живкова, что-то про его людей, что-то про новое правительство. Когда Живкова от власти отстранили, все только про него и шутили.

Я этого никогда не любил. Во-первых, с властью шутки плохи, уж кто-кто, а я-то помнил о своем майоре, который только и ждал повода до меня добраться. Сколько новая власть продержится, никто не мог сказать, а майор казался вечным.

Во-вторых, я всю свою жизнь был и остаюсь убежденным коммунистом. До войны цыган был никем. После войны мы получили права, работу, жилье, люди читать и писать научились, болгары нас хоть немного уважать стали, и всем этим мы обязаны исключительно коммунистам.

Болгарам тоже при коммунизме жилось лучше. На святого Георгия у нас по традиции режут барашка. В деревне почти у каждого были на это деньги. Теперь на всю деревню всего несколько барашков режут. А в колхозе, в котором раньше десятки людей трудились, сегодня работают всего трое. Да и платят им через раз. Когда я слышу, что коммунизм – преступный режим, нехорошо на душе делается, потому что люди помнят все совсем по-другому.