А вот если болела Веля, я лечил ее сам. Сразу понимал, что у нее болит. Видел, когда ей плохо. Понимал ее лучше, чем многих людей. Мне достаточно было на нее взглянуть, и я уже знал, что она хочет мне сказать.
Когда у нее болел зуб, она показывала лапой на морду, и тогда я смачивал ватку в ракии и делал ей компресс. Ведь я ей зубов не выбивал. Другие медведчики надо мной смеялись, мол, покусает она меня, и поделом. Может, я и правда глупый был. Хотя как-то раз пьяный студент попытался прижечь ее сигаретой, так Веля схватила его зубами за руку, но челюсти не сжала. Так что, может, в моем воспитании все-таки был смысл, а? Сжала бы – нам бы конец пришел. Ее бы усыпили, я бы отправился в тюрьму, а студент остался бы без руки.
Велю я кормил досыта, потому что голодной она работать не хотела. В день она съедала восемь буханок хлеба. Есть такая болгарская пословица: голодный медведь хоро не станцует. Хоро – это наш народный танец. И я с этим согласен. Не дашь еды – не жди, что животное будет для тебя работать.
Мыли мы ее раз в месяц. Она обожала мыться. Приносили корыто, Веля в него залезала, а мы с женой поливали ее теплой водичкой. У нас ей плохо не было. Вот ты говоришь, что читал где-то о медведчиках, которые учат медведей танцевать на раскаленной плите. Сказки все это. Может, до войны так делали, не знаю. После войны точно нет. Я Веле даже по нагретому асфальту ходить не разрешал, чтоб у нее лапы не болели.
7
Повезло, что мне достался медведь, которого не нужно было ни бить, ни мучить, чтобы трюкам обучить. Я бы так не смог, уж лучше бы кому-нибудь ее продал.
К счастью, Веля сама все это обожала. У нее была душа артистки, ей нравилось, когда люди ей хлопают, смеются, дают нам деньги. И когда наливают ей пива. Это ей нравилось больше всего. Я уверен, что в заповеднике, куда ее забрали, она скучает по нашим выступлениям.
Но бывали дни, когда ей – как настоящей артистке – выступать не хотелось. Я говорил: “Веля, покажи нам, как Гигова через козла прыгает”. А она рычит, капризничает, жалуется. Ничего не поделаешь: бывают плохие дни, и ей не хочется работать. Я это всегда уважал. Иногда в такие дни мы вставали у киоска с лотерейными билетами, и люди перед покупкой билета гладили Велю на счастье. А иногда мы просто устраивали себе выходной.
Единственный раз пришлось мне ее помучить, когда я вбивал ей в нос кольцо, холку.
Я привез ее в лес.
Разжег маленький костер.
Раскалил докрасна металлический прут.
Сказал: “Будет немножко больно, маленькая моя, но так надо. Иначе мы с тобой не сладим. Либо ты мне навредишь, либо кому другому”.