— Мы не можем допустить, чтобы двенадцатилетний мальчик был изнасилован и заражен ВИЧ-инфекцией, — возмутился Шварц.
— Я не знаю, может быть, до этого я говорил слишком быстро, — сказал Крамер и с ударением повторил каждое слово так медленно, словно разговаривал со слабоумным: — Ты не сможешь туда войти. У тебя. Еще. Все. Зубы. На месте!
Шварц поскреб подбородок, заросший трех- или семидневной щетиной. Он не мог точно сказать, когда в последний раз ночевал дома.
— А что с нашим доком, где Малхов?
— Врач нашей опергруппы? — Крамер посмотрел на Шварца так, словно тот попросил у него памперс для взрослых. — Послушай, я знаю, что у тебя не все дома, но даже ты не можешь быть чокнутым настолько, что позволишь вырвать себе здоровый зуб. А если даже и так… — Он посмотрел на часы. — Малхов будет здесь не раньше чем через двадцать минут, для анестезии потребуется еще минуты три, и операция займет не менее пяти минут. — Комиссар показал на монитор с видом дома спереди. — Кто сказал тебе, что самое большое через полчаса вечеринка не закончится?
— Ты прав, — сказал Шварц и устало опустился на скамью с мягкой обивкой у боковой стенки фургона.
— Итак, даем отбой? — спросил Крамер.
Шварц не ответил и запустил руку под сиденье. Он вытащил свой зеленый армейский вещмешок, который брал с собой на каждую операцию.
— Что ты задумал? — насторожился комиссар.
Шварц выбросил на пол фургона свои старые шмотки, вместо которых надел кожаный костюм, и начал рыться в глубине мешка.
Прошло несколько секунд, и он уже отыскал среди мотков проволоки и рулонов клейкой ленты, среди батареек и инструментов искомый предмет.
— Скажи мне, пожалуйста, что это только шутка, — сказал Крамер, когда Мартин попросил у него зеркало.
— Забудь об этом, — спокойно ответил Шварц, пожимая плечами. — Я справлюсь и без зеркала.
После этих слов он поднес клещи к своему левому верхнему резцу.
Шесть часов спустя
— Вы окончательно свихнулись.
— Спасибо, фрау доктор, что вы в такой деликатной форме сообщили мне об этом.
— Нет, действительно.
У загорелой молодой докторши был такой вид, словно она собиралась устроить ему взбучку. Сейчас она спросит, не считает ли он себя Рембо, как это уже сделали Крамер, начальник подразделения спецназа берлинской полиции, оба санитара службы спасения и полдюжины других коллег, когда операция закончилась.
Зубной врач берлинской клиники «Шарите», согласно бейджику на ее халате доктор Марлис Фендрих, возмущенно хватала ртом воздух сквозь одноразовую небесно-голубую защитную маску.
— Кем вы себя считаете? Рембо?