— Что происходит? — спросил Бонхёффер. — Что имеет в виду этот подонок?
— О, проклятье! — воскликнул Мартин, замерев на месте от испуга. Он обернулся, чтобы спросить Елену, что она думает по этому поводу. Ответ на вопрос Бонхёффера был написан буквально у нее на лице.
— Боже мой, Елена, что с тобой? — воскликнул капитан, который тоже повернулся к своей невесте, изменившейся до неузнаваемости. Все лицо докторши распухло: щеки, лоб, губы — ее обезображенное лицо выглядело так, словно кожа вот-вот лопнет. Глаза Елены совершенно не были видны, торчали лишь кончики ресниц.
«ТАКОЕ ПРОИСХОДИТ, КОГДА ПОВСЮДУ СУЕШЬ СВОЙ НОС…»
Она выглядела просто ужасно, но хуже всего были припухлости на правой половине лица. Как раз в том месте, где она прикасалась щекой к черной смазке на металлическом полу под платформой.
— Елена, любимая, скажи хоть что-нибудь! — крикнул Бонхёффер вне себя от страха.
Но Мартину сразу стало ясно, что докторша, схватившаяся в панике за горло, была не в состоянии произнести хоть слово. Очевидно, после глаз, губ и щек у нее начала опухать и трахея.
Судовое время 0:24
50°27 с. ш., 16°50 з. д.
Скорость: 21,5 узла; ветер: 18 узлов
Волнение на море: 10–15 футов
Удаление от Саутгемптона: 592 морские мили
Мартин Шварц не заметил опасности, которая приближалась к нему со спины.
Закрыв глаза и подставив лицо сильному ветру, он стоял у перил на корме на семнадцатой палубе с левого борта, на самой высокой точке корабля, куда был открыт свободный доступ для пассажиров. На губах он ощущал соленый вкус воздуха, однако ему казалось, что вместо кислорода воздух был насыщен снотворным.
С каждым вдохом он чувствовал все большую слабость и усталость, что, возможно, было связано с зубной болью, которая с неослабевающей силой все еще продолжала буравить его верхнюю челюсть; и уж наверняка много хлопот доставляли ему и эти проклятые пилюли для постэкспозиционной профилактики. Хорошо хоть, что уже давно у него больше не было приступов головной боли.
Он сделал глубокий вдох. Ощутил на губах привкус соли.
«Ты тоже здесь стояла и размышляла о смерти, Надя?»
Мартин склонился через перила и посмотрел вниз на волны, бушующие под ним на глубине около семидесяти пяти метров.
Стояла безлунная, темная ночь. Пенные гребни волн освещались только бортовыми огнями корабля. Он попытался представить себе, что может ощущать человек там внизу, упавший с такой высоты в бушующие волны.
«Ты не могла желать себе такой смерти, Надя!» Никто не пожелает себе такого.
Мартин прислушался к первозданному рокоту океана, этой дикой, необузданной стихии, которая всего лишь несколькими стальными плитами была отделена от благ западной цивилизации. И от насильников, предателей и убийц.