Если горничная застала их врасплох «случайно», то зачем же она принесла с собой хлороформ?
Неожиданно Мартин ясно увидел несколько нестыковок во всей этой истории, несовпадений, которые он не подверг сомнению, злясь на самого себя и на свою судьбу.
Он взял мобильник и набрал номер психиатрической клиники в Нью-Йорке, в которой лежала Анук. Елена, сопровождавшая девочку до Манхэттена, звонила ему оттуда. Ему было достаточно лишь нажать кнопку обратного вызова, чтобы дозвониться до коммутатора нью-йоркской клиники. Мартин представился как доктор Шварц, чтобы, как потенциального коллегу, его связали быстрее, тем не менее прошло добрых пятнадцать минут, прежде чем ему ответил лечащий врач Анук, доктор Сильва.
— Анук совсем не та, за которую мы ее принимаем, — пояснил он, судя по голосу, пожилому и сильно простуженному господину.
— Что вы хотите этим сказать? — удивился Сильва.
Мартин забегал кругами по своей кухне. Он был слишком возбужден, чтобы спокойно стоять на одном месте.
— Она не травмирована, по крайней мере не в той степени, в какой кажется.
— Не травмирована? — Сильва был возмущен. — Девочку сначала изнасиловали, а потом похитили.
Мартин на минутку остановился, чтобы разобраться со своими мыслями и не походить на сумасшедших пациентов, которых лечил его американский коллега.
— Вы уже имели дело с высокоодаренными детьми, доктор? — поинтересовался он. — Вы же знаете, что происходит, если к ним предъявляют заниженные требования. Такие способные дети начинают вести себя необычно. Одни становятся слишком тихими, другие перестают есть, впадают в депрессию, а некоторые, наоборот, становятся слишком шумными, агрессивными, а иногда даже жестокими. По отношению к другим или к себе самим.
— Я внимательно слушаю вас, — сказал доктор Сильва, когда Мартин на несколько секунд замолчал.
— Куда я клоню: я думаю, в течение нескольких месяцев Анук находится в стрессе из-за недооценки, из-за занижения требований, предъявляемых к ней. Конечно, она получила тяжелейшую травму из-за многократного группового изнасилования. Но не это заставило ее замолчать и раздирать себе кожу.
— А что же тогда? — спросил Сильва.
— Грубо говоря, ей было скучно.
— Простите, что вы сказали?
— Будучи в течение долгих месяцев запертой на корабле, сначала в темнице без окон, а потом в карантинной палате, она не имела возможности раскрыться в соответствии со своими способностями. Даже психически здоровые люди с трудом выдерживают такое. А что же тогда должен был чувствовать гиперактивный, высокоодаренный ребенок? То, что она до крови расчесывала себе кожу, было выражением ее недооценки.