В отличие от Герлинды.
— Разве старуха не собиралась уже давно покинуть корабль? — спросил Конрадин.
— Нет, только через две недели, когда мы будем на Майорке. Как только мы снова вернемся в Европу.
— Настоящее дерьмо! — Хирург бросил быстрый взгляд на часы на своем запястье. — Мы не сможем вывезти контейнер через заднюю дверь.
Егор кивнул. Был еще один выход на лестницу, которым воспользовался хирург, когда выбрасывал за борт отрезанную ногу. Но таким путем им не удастся снять Тайо с борта судна.
— Нам придется подождать, пока не бросим якорь. Эта чокнутая должна же когда-нибудь спустить паруса и убраться отсюда. Мы можем… — Конрадин смолк на полуфразе и рассмеялся. — Вот! Наконец-то! Она сматывает удочки.
Действительно. Герлинда сдалась. Ее инвалидная коляска медленно удалялась из смотрового окошка.
Еще некоторое время Егор следил за ней с помощью передвижной видеокамеры. Потом он с довольным видом даже хрюкнул, когда инвалидная коляска исчезла в одном из открытых лифтов.
— Можно начинать, — сказал он. — Готов Тай… э-э-э… Сэнди к отправке?
Хирург кивнул и собрался уходить, чтобы привести клиента, так как Егор хотел попрощаться с ним. Судовладелец никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Егору нравилось оценивать результат проведенной операции, чтобы сравнить, как было до и что стало после. Он наслаждался сопричастностью к этому процессу и тем, что обладал возможностью давать людям путевку в новую жизнь.
Егор открыл бутылку шампанского, которое по этому случаю поставил на лед, и разлил напиток в заранее приготовленные три бокала. Один для себя. Один для хирурга. И последний для высокого темнокожего атлета, которому пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о потолок каюты, когда он, опираясь на костыли, вошел в шлюз.
В это же самое время Герлинда с разочарованием смотрела на свое отражение в зеркале лифта, она решила раз и навсегда прекратить поиски «Бермудской палубы». Сегодня она выехала на свой «обход» даже намного раньше, чем обычно, еще до восхода солнца. И что ей это дало?
Ничего, кроме проклятой головной боли.
Она решила использовать свои последние дни на борту «Султана» исключительно для отдыха.
«Проклятая «Бермудская палуба», наверное, я помешалась на ней», — призналась она самой себе и еще некоторое время ругала себя, пока двери лифта снова не открылись. Когда она выкатилась на своей коляске из лифта, то несказанно удивилась произошедшему изменению в окружающей обстановке.
Герлинде понадобилось несколько минут, пока она заметила, что ее сбил с толку цвет коврового покрытия. На ее двенадцатой палубе оно было значительно темнее. И толще.