— Знаешь, меня удивило, что ты не из Москвы. У тебя такой…
— Наглый вид, что меня легко принять за москвича?
— Ну, если не кор'енного, то жителя столицы, несомненно.
— Знаешь, наглый вид помогает избегать проверок документов.
— Всегда?
— Почти всегда.
— А вообще-то люди твоей нар'ужности в столице так откр'овенно себя не ведут.
— В смысле?
— Ну… у тебя южный тип лица, что ли… Такие себя в столице так не ведут…
— Да, у нас бьют по лицу а не по паспорту. Я в курсе. Только ты не права. По документам я стопроцентный хохол. Хохлистее не бывает.
— Это по документам, а по сути?
— А по сути, во мне столько кровей намешано…
— Сколько?
— Много, есть и греческая, и армянская, еврейская, русская, но больше всего украинской.
— Коктейль.
— Да, смесь получилась покрепче коктейля Молотова.
— Ой, остор'ожно, нам вот сюда.
Они повернули на улицу Юлиуса Фучика, Павел вспомнил про репортаж, который с петлей на шее, подумал, что это символично, потому как у них получается прогулка с петлей на шее, прошли мимо посольства Чехии, потом вышли на улицу Красина, которая и была конечной целью девушки. Тут Павел вспомнил, что раньше эту улицу называли Староживодерный переулок, настроения это как-то не прибавляло. Все надежды были на то, что живодерством в этом переулке заниматься перестали. Вечерело… Унылые березки еще не собирались идти в весну, стояли все такие же худенькие, прозрачные, беззащитные, вызывая всем своим видом жалость. И вот они шли в кафе. Это было неплохо. Провести остаток дня в небольшом кафе за приятным знакомством, да еще и разговором — это тоже какой-то выход. Где залечь на ночлег — это уже проблема, но Павел привык решать проблемы по мере их поступления. А пока что с поступлением проблем получился небольшой перебойчик. Так почему бы и нет?
Эта девушка, Люда, в ней что-то определенно есть. Нет, точно что-то есть, впрочем, почему бы и нет? Или это чувство опасности настолько обостряет чувства, что любая женщина кажется прелестной? Павел не мог разобраться в своих чувствах: слишком много произошло в такое короткое время. Он и жив-то остался только благодаря счастливой случайности. И что теперь? Бежать по городу с высунутым языком? Уже было. Дважды. Первый раз он бежал потому что убедился, что его все-таки ищут. Он долго старался не спешить, не сбиваться на бег, но сердце колотилось в груди, колотилось так сильно, что Павел не выдержал и побежал. Он бежал, пока не добежал до остановки маршрутного такси. И только там, усевшись в маршрутное такси, которое подошло и сразу же отъехало, Павел начал немного успокаиваться. Второй раз… второй раз его заметили. Он уходил от погони, пользуясь неразберихой проходных дворов, каким-то чудом уцелевших от лужковских градостроительных планов, почти в самом центре Москвы. Странно, что это место еще никому не приглянулось. А то возводили бы тут новомодный комплекс со всеми самыми современными наворотами. Павел уходил от погони. Один мчался за ним на машине, двое преследовали бегом. Все были вооружены. Павел чувствовал это спинным мозгом, а потому бежал. Да, он просто быстро бегал. Но он точно знал, что эти дворы проходные. Он знал почти каждую подворотню — ведь именно в этом месте он провел полтора года своей московской жизни. И у него было время бегать. И он часто бегал по утрам по окрестностям своего московского пристанища. Его везение было простым: в первый раз он вышел из квартиры ровно за пять минут до того, как за ним пришли, во второй — его преследователи промахнулись и побежали не в ту сторону. Преследователи не собирались его оставлять в живых. Сдаваться не было смысла. И Павел бежал. Он действительно научился неплохо бегать. Тем более тогда, когда бежишь не на разряд, а на право жить.