— Так и придется сделать, — холодно сказал Шаворский. — Оптимизма вашего, господин полковник, не разделяю. У нас слишком тяжелый опыт общения с чрезвычайкой: три провала за одну только последнюю неделю.
— Пожалуйста, — согласился Рахуба, — не возражаю.
Когда через полчаса Шаворский вышел из каморки, Алексей, Микоша и Золотаренко мирно беседовали, сидя за кухонным столом. Микоша жаловался на боли в печени, возникшие «по причине перебора в смысле выпивки», и с интересом выслушивал советы Золотаренко и Алексея. Он уже успел вернуть Алексею браунинг и проникнуться уважением к его познаниям по части медицины.
— Пошли, — сказал ему Шаворский, — скоро рассветет. — И дружески улыбнулся Алексею: —До завтра.
За дверью Микоша проговорил негромко, но, видимо, с расчетом, чтобы Алексей услышал:
— А мужик-то оказался ничего, простой…
Шаворский ему не ответил.
Весь следующий день Рахуба был чем-то озабочен. Казалось, он чего-то ждал. Золотаренко и Алексею было приказано никуда из дому не отлучаться.
Рахубе заметно полегчало, он уже мог самостоятельно передвигаться по кухне. Жене Золотаренко он дал денег и послал на рынок, велев купить «что-нибудь посъедобнее». Она принесла связку скумбрии, три плитки жмыха и тонкий ломтик свиного сала.
— Довели Россию комиссары, — хмыкнув, сказал Рахуба, — скоро собственные локти будут глодать!…
Обедали вместе на кухне. Рахуба дотошно расспрашивал Алексея о его пребывании в банде братьев Смагиных.
Алексей отвечал без запинки: историю банды он знал хорошо. Даже слишком…
Полтора года назад он сам разрабатывал план ее уничтожения и сам же проводил на эту операцию тоненькую девушку со строгими глазами — единственную девушку, которую любил. Маруся Королева, девятнадцатилетняя чекистка, была зарублена бандитами в деревне Белая Криница на Херсонщине. Там и похоронили Марусю па степном взгорье, и смерть ее непреходящей горечью утраты выделяла в памяти Алексея эту операцию среди десятков других, в которых ему довелось участвовать…
После обеда Рахуба убрался в каморку и не вылезал до вечера. Когда стемнело, позвал Алексея.
— Что-то неладно, — сказал он. — Шаворский еще днем должен был прийти или прислать кого-нибудь.
Он помолчал, пожевал губами и неуверенно, будто ожидая совета, проговорил:
— Не знаю, что думать. Не случилось ли чего?…
— Может, сходить разведать? — предложил Алексей, чувствуя, что именно этого предложения ждет от него Рахуба.
— Куда ты пойдешь?
— Куда скажете…
Рахуба потер вертикальную складку на лбу, искоса взглянул на Алексея и, насупив брови, потушил острый испытующий блеск в глазах.