— Я вижу, вы заставляете себя верить мне, вам трудно, вы даже немного пугаетесь меня. Что ж, мне тоже нелегко и я тоже немного волнуюсь. У меня, видите ли, вот как у этой волчицы в клетке, тоже есть дети. Стало быть, моя личная мера ответственности иная, чем у вас… Да, открыться человеку, о котором немало знаешь, но который не знает о тебе ничего… На это нужно мужество. Так что мы в одинаковом положении.
— Вы имеете в виду ситуацию, в которой я оказался летом тридцать четвертого года?
— Да… Жаль Кляйна. Не уберегли вы его. Это новичку, когда он садится серьезно играть в карты, всегда везет. Так и вам повезло с Кляйном. Вся ваша работа держалась на нем. Впрочем, таков удел всех начинающих.
— Кляйн был чрезвычайно добр. Он пошел хлопотать за меня к Лаллингеру, своему бывшему студенту, ныне крупному чину в СД. И вот тут-то некий инспектор Лей решил, что Кляйн — английский резидент. Потому что моя невеста служила у него секретарем, а в тот момент я отправил ее в Пиллау к Ингрид с письмом… Я не мог иначе, я же не представлял, что меня ждет… Произошло чудовищное совпадение. Чтобы все это понять, нужно владеть изощренной логикой гестаповца. В Пиллау Лора встретилась с Майклом О'Брайном, корреспондентом «Дейли мейл» — он искал меня… С этого все и началось. Лору, Кляйна, Ингрид арестовали. Я пытался ведь бежать… Начальник берлинских штурмовиков Эрнст отплывал в свадебное путешествие… Я пришел к нему на корабль. Нас взяли обоих. Его расстреляли в ту же ночь, а меня начали допрашивать об отношениях с Кляйном… Потом с Лорой… Потом с Ингрид… Разумеется, с О'Брайном… В итоге дело закрыли за недоказанностью. Кляйн умер на допросе от сердечного приступа, у меня на глазах… Лору я больше не видел. Недавно мне сказали, что она умерла… по собственной воле. Но я думаю, она оказалась опасным свидетелем. Крупп не простил бы СД умерщвления своего советника, повторяю, дело-то закрыли за недоказанностью… Ингрид мне удалось вывезти из Германии только потому, что Лей в 1929 году совершил одну непростительную для нациста оплошность, и я до сих пор держу в руках разоблачающие его материалы.
Дорн тяжело вздохнул. Он впервые вслух говорил о том, что пережил. Стало ли легче? Пока не понять. Но отчитаться он был обязан.
— А Поля, ваша сестра, вышла замуж… — неожиданная задушевность тона Багратиони ранила Дорна, он поморщился, но кивнул благодарно. — Мама живет с молодыми в новой отдельной квартире на Большом Проспекте, на Петроградской стороне. Ах, мы же с вами оба петербуржцы!… И, как видите, я знаком не только с генералом фон Лампе, с лордом Бивербруком, но и с Павлом Сергеевичем Демидовым, который сообщил мне о вас, о ваших родных. Вы курите сигары? — Багратиони раскрыл кожаную сигарочницу с ярким индийским рисунком на крышке. — Нет? Все равно возьмите вот эту. Здесь привет от Демидова. Шифровка передана вашим шифром, который мне незнаком, как, кстати, и ваше настоящее имя. Меня вы можете называть Иваном Яковлевичем или сэром Ивеном — так ко мне обращаются здесь. Как вам удобнее…