— Эй, верста-борода, не узнаешь своих? — услышал он знакомый насмешливый голос и увидел грязное потное лицо Фимки, высунувшегося из канавы.
— А-а, русачок-гусачок!..
— Тебя с повышеньицем!
— Это с каким?
— Вначале катал их преподобие баронессу, а теперь кучеришь у самого! Быстро шагаешь, волосатик!
— Ну! Уметь надо жить, гусак! — Ладушкин был рад встрече с зубоскалом Фимкой и охотно перебрасывался с ним словами. Видел, товарищи Фимки внимательно прислушиваются к их перебранке, особенно тот, молодой, чубатый. Возможно, и он входил в группу Циммермана? Слишком уж сверлит его колючими глазами.
— Так с тебя причитается, дяденька достань воробышка, — продолжал Фимка. — Дал бы закурить…
Ладушкин достал расшитый кисет и незаметно от охранников бросил его в канаву.
— Раз так водится — бери!
— Благодарствую-данкете! — поклонился Фимка. — А ты, видать, еще не полностью офашистился.
— Не твоего короткого ума дело! — отрезал Ладушкин.
— Да ты не лезь в бутылку! Поговорить бы надо, дядя…
— С тобой поговоришь… А потом окажешься вместе за решеткой.
— Ведь шпреханье-то может получиться обоюдное, — настаивал Фимка. — С глазу на глаз…
Ладушкин понимал, что пора уходить. Как бы охранники не заподозрили его в связях с земляками. Вон один из них идет к нему.
— Работайте, работайте! Даром вас никто не будет кормить, — на немецком языке громко произнес он и направился к тарантасу.
— Вот бородатая ехидна! — услышал в след насмешливый голос Фимки.
Разговор со слугой Генриха убедил Ладушкина, что тот был в курсе дел своего хозяина и сейчас сам искал связи с человеком из Центра. Нет, Фимка ничего не знал о миссии Федора Ивановича. Но он, конечно, знал Пальчевского, которого, прикрываясь распоряжением бывшего начальника концлагеря Баремдикера, забрал к себе помощник управляющего имением баронессы. Это могло говорить Генриху и Фимке о том, что зоотехник-бородач неспроста появился в Оберфельде и какие-то причины пока не дают, ему возможности раскрыть свое истинное лицо.
Из ворот лагеря № 2 вышли Штайниц и Нушке. По хмурому лицу руководителя бактериологического центра можно было понять, что он остался недоволен осмотром его обитателей. Новый начальник концлагеря вертелся перед ним, заверяя, что быстро поправит дело.
— Ничего не жалеть! — приказал Штайниц, садясь в тарантас.
Обратной дорогой они обменивались с ассистентом впечатлениями от осмотра заключенных, ругая Баремдикера, затормозившего экспериментальный процесс в лаборатории.
Ладушкин, прислушиваясь к разговору своих пассажиров, все время думал о Фимке, прикидывая возможные варианты встречи с ним. Ничего путного не приходило пока на ум. Фимка находится под усиленной охранной эсэсовцев, и вызволить его из отряда будет очень трудно.