— Значит, брат в плену у русских… — раздумывая, проговорил он. — Надо быть теперь очень осторожными. Упаси бог, если кто узнает о письме! Это в первую очередь касается тебя, Регина. Не проговорись кому-либо из своих поклонников, иначе всем нам сидеть в концлагере. Особенно опасен оберштурмбанфюрер Грюндлер. Да и доктор Штайниц тоже…
— Ты сам не скажи об этом своей Эрне! — поддела кузена обиженная Регина.
— Само собой разумеется!
Регина подошла к отцу, доверчиво положила ему руки на плечи.
— Я буду молчать о письме, папа. Никому ни слова. Клянусь памятью мамы… — она прижала носовой платок к глазам и поспешно вышла в свою комнату.
— Откровенно говоря, я рад за брата, — заговорил Лебволь. — Для него война кончилась. Судя по письму, он хорошо устроился. Я еще в Америке слышал, что русские хорошо обращаются с военнопленными. Не то что мы, немцы. Одни опыты доктора Штайница чего стоят.
— Да, да, сынок, — тяжело произнес профессор. — В твоих словах правда.
Лебволь вплотную подошел к профессору:
— Альберт пишет вам о спасении чести семьи Шмидтов, о спасении немецкой нации. Чего же теперь делать?
Профессор медлил с ответом. Собственно, он сам не знал, как отныне следует ему поступать. Письмо Альберта словно перевернуло всю его жизнь, заставило новыми глазами поглядеть на происходящие в стране, да и во всем мире, сложнейшие события.
Лебволь обнял старика. Затем взял его безжизненную, холодную руку и стал гладить ее.
— Успокойтесь, отец. Мне кажется, все идет так, как нужно. Найдем и мы выход. Я даже знаю какой…
Профессор внимательно посмотрел на племянника. Тот выдержал его взгляд, тихо сказал:
— Я недавно в Германии. И простите меня, отец, я всегда считал, что мы делаем хорошее дело. Вы же тысячу раз правы: мы готовим чудовищное оружие массового уничтожения людей, а значит, мы преступники в глазах народов мира.
Шмидт молча соглашался с доводами Лебволя, хотя твердо знал, что ничего подобного он никогда ему не говорил. Но все-таки это были и его мысли, вот почему он с одобрением принял слова племянника. Лебволь же старался показать, что письмо брата произвело на него огромное впечатление, круто изменило его взгляды. И при всем этом он думает не о себе, а заботится о дядюшке и кузине.
— Я понимаю вас, отец, — помолчав, продолжал он, — Ведь чем больше известно имя в мире, тем большая ответственность накладывается на ученого. Тут стоит подумать! А Альберт все же смелый парень! Видимо, русские действительно гуманные люди…
Лебволь наклонился к старику, по-сыновнему поцеловал его в лоб и вышел.