— Опять кто-то звонил директору мясокомбината. Требовал колбасу, — сообщил Евгений Иванович. Вид у него был усталый, лицо плохо побритое. И сидел на стуле он как-то небрежно.
— А какие меры приняли? — холодно спросил капитан Васькин.
— Никаких. Директор отказал в запросах.
— Какая находчивость! — косо улыбнулся Борис Николаевич. Нечаев сделал вид, что не заметил иронии. Потрогал смуглыми пальцами угол служебного стола капитана Васькина, как бы проверяя: гладкая полировка или нет.
— Еще такая штука… Я уже дважды пытался вытянуть на разговор Капитоновых из строительного кооператива…
— Причина твоих интересов?
— У них голубые «Жигули». В день убийства их видели в Парадном.
— А до этого и после, что, не видели их в райцентре?
— Да частенько они трутся там.
— Ну вот, видишь. Это еще не значит, что Капитоновы преступники. Да и голубых машин в Северном районе хоть пруд пруди. В восемьдесят восьмом их крупной партией получили с ВАЗа.
— Это точно, — согласился Нечаев. Он вытер пальцами потный загорелый лоб и упрямо продолжал: — В кооперативах всякий люд водится. И еще, почему эти Капитоновы избегают встречи со мной?
— А кто стремится к нам на встречу?
— Ты прав. Никто, — опустил голову Евгений Иванович.
«Зачем же он приехал?» — пытался понять Васькин. Борис Николаевич записал на всякий случай в памятку: «Бр. Капитоновы, строительный кооператив. Узнать количество голубых машин ВАЗа в Северном районе. Были ли поставки таких машин после восемьдесят восьмого?»
Нечаев, наблюдая за ним, хмуро спросил:
— Вы на меня с помощником накатаете докладную генералу?
Изношенное его лицо было напряженным.
— А как ты думаешь?
— Мои думы мало кого интересуют. Я человек маленький, покровителей среди высшего начальства не имею.
— Ну вот, уже заплакал! — грубо заметил Васькин. И передвинул бумаги на столе, вытер ладонью со стекла пыль.
— Я считаю, надо мне объясниться, — Нечаев порылся в карманах, достал портсигар, но закуривать не стал.
— Объясняйся, как тебе угодно! — глянул строго на него Васькин.
— Я на должности в Парадном уже одиннадцать лет.
— Ну и что?
— Никаких званий. Никаких движений по службе. Лишь одни кляузы. Того обидел, с другим поступил незаконно.
— Хочешь сказать, этого нет?
— Чистеньким в районе трудно ходить. Там жизнь без удобств, хлопот только по мясокомбинату предостаточно. Не раз меня разбирали по инстанциям, но серьезно виноватым не признавали.
— А факты общения с директором совхоза «Рассвет»?
— Ваня Шорин — мой друг детства. Учились в одном классе семилетки в Парадном. Если что-то признается в нашем общении ущербным, так ты меня суди. Ваню не тронь! Он труженик на своей земле. Рабочий день — от темна до темна. Никаких отпусков и выходных. Поживи-ка такой жизнью! Да еще свыше кричат иные руководители: не нужны нам коллективные хозяйства, заменим их фермерами. Разрушить все можно, но что жрать будем?!