— Н-ну! — подтолкнул Ефима суровым взглядом Елизар.
— Так ведь что ты думаешь! — неожиданно закричал в гневе Ефим. — И приглядела уж, стерва! Да кого? Опять же бабы говорили: Худорожкова Степку. Маслобойщика липенского. Ты его, жулика, должон знать: высоченный такой, рожу решетом не покроешь. Зато чистоплюй — в долгом пальто и в калошах ходит. На днях приезжал он к тестю твоему, на мельницу…
Елизар отвернулся, чтобы скрыть слезы лютой ревности и ненависти.
— А Настя… что?
Но Ефим уже спохватился, что сказал много лишнего, помрачнел сразу и встал.
— Про Настю не пытай. Не слыхал ничего больше.
С трудом поднимаясь, Елизар пожалел:
— Кабы мне дома в ту пору быть, уважил бы я и тещу, и тестя! Век бы поминали! — И блеснул жутко глазами. — Ну, да не ушло еще время!
— Упаси бог! — испуганно схватил его за плечо Ефим. — И хорошо, что не было тебя. С твоим характером не обошлось бы тогда без упокойника, а сам ты как раз в тюрьму попал бы. И в уме даже про это не держи!
Подойдя к лошади, понуро стоявшей у забора, Ефим стал подбирать из-под ног ее недоеденное сено.
— Тестю твоему и без тебя перо приладят. Слух идет — мужики везде кулаков шшупать начали. На выселку назначают. Кабы народишко подружнее у нас, давно бы тестя твоего вытурили, да и брата его Яшку заодно с ним. А то боятся да жалеют все. Нашли кого жалеть!
Ефим сердито засупонил хомут, так что лошаденка покачнулась и переступила с ноги на ногу.
— Вот ужо из города уполномоченный приедет, так тот живо с делом разберется. Сказывал про него Синицын, председатель-то, что не сегодня-завтра к нам будет. Из рабочих, говорит, с фабрики.
— Недружный, видать, колхоз-то у нас?
— Та и беда! — взгоревался Ефим, усаживаясь в розвальни. — Не поймешь, что делается: одни работают, другие отлынивают. Хворых столько вдруг объявилось — каждый день к фершалу в Степахино гоняют на лошадях… Как пахать ужо будем, не знаю. Лошаденок заморили, плугов справных не хватает…
— Худое дело.
— Домой-то когда ладишься? — подбирая вожжи, оглянулся Ефим. — Спрашивал про тебя Синицын, ждет.
— Уж и не знаю теперь, Ефим Кондратьевич, — в невеселом раздумье сказал Елизар. — Кабы там все ладно было, вернулся бы денька через два. Как раз курсы у нас кончаются. А сейчас — что мне дома делать?
Провел задрожавшей рукой по лицу.
— Скорее всего тут я останусь, при совхозе. Как пообживусь маленько, и стариков сюда заберу. Васютка-то здоров?
— Чего ему деется! Бойкий мальчонка растет. На салазках уже сам катается…
Ефим взял в руки кнут.
— Затем до свидания.
Уже вдогонку ему Елизар крикнул: