Первым открыл припухшие мутные глаза Семка Даренов. Поглядел, ничего не понимая, на Тимофея и повернулся на бок, свернувшись калачом.
Тимофей опять пощупал сено, гневно крикнул:
— Ну-ка, вставайте!
И видя, что никто не шевелится, заорал что есть силы:
— Вы, что, оглохли? Ежели так хозяйствовать будете, по миру пойдете.
Взял вилы, пошел к остожью, говоря Соломониде:
— Клади стог, а я подавать сено буду.
Пристыженные ребята и девки молча разобрали грабли. Соломонида приняла от мужа в остожье первый навильник сена.
— А ну, поворачивайтесь живее! — зашумел опять Тимофей. — Успеть надо до дождя-то.
Словно подгоняя людей, сухо треснул гром, редкие капли дождя упали сверху.
Как на пожаре, быстро забегали все по лугу. Тимофей уже не успевал теперь подавать на стог сено, которое подносили ему со всех сторон.
— Клади в копну! — скомандовал он.
Соломонида со стога кричала ему:
— Гляди, не кособокий ли выходит стог-то у нас?
— Вправо побольше распусти!
Сенная труха вместе с потом ползла у него по горячей спине и бокам, вызывая нестерпимый зуд. Но некогда было даже почесаться. Туча висела прямо над головой.
— Шевелись! — то и дело покрикивал на колхозников Тимофей.
Только успели завершить стог и очесать его кругом граблями, как полил крупный дождь.
— Ну вот! — оглядел любовно стог Тимофей. — Хорошее будет сено. Молодцы, ребята. Не прозевали.
Но тут же тоскливая мысль остудила его: «Чего радуюсь-то? Не себе ведь застоговал!»
Явился откуда-то Кузовлев, задыхаясь от быстрой ходьбы и вытирая шапкой мокрое лицо. Увидел Тимофея с вилами, подошел ближе.
— Вот спасибо тебе, Тимофей Ильич, что помог. А уж я думал, замочили тут ребята сено-то. Теперь можно и домой.
Помялся неловко, сказал:
— Не останемся в долгу перед тобой, Тимофей Ильич!
Бросив чужие вилы в куст, Тимофей потускнел сразу, хмуро говоря:
— Вижу, пропадает добро. Хоть и не свое, а все жалко.
Пошел, не оглядываясь, опустив голову, к своей пожне. Соломонида — за ним, часто шаркая новыми лаптями.
Решив съездить на денек домой, Тимофей стал запрягать Бурку.
— Вот и думай тут, как жить-то! — рассуждал он сердито вслух. — Пойдешь в колхоз — хватишь там горя с такими работниками.
Соломонида молча укладывала все на телегу, ни словом не перебивая мужа.
— Кабы робята приехали, можно бы и одним прожить. А ну как в городе они совсем останутся? Тогда как?
— Уж и не знаю, право… — усаживаясь в телегу, вздохнула Соломонида. — Гляди сам, тебе виднее.
Тимофей с сердцем вытянул Бурку концом вожжей.
— Вот и ломай тут отец голову за них! Хоть бы отписали, обломы, как дальше-то хотят, домой ли ладятся, али зимогорить будут!