Сорокин устал ходить по этажам и по неубранному снегу во дворах и уже не знал, что еще предпринять. Времени у него было в обрез, сил мало.
Однако уходить отсюда ни с чем он не мог: это было бы все равно что не выполнить задание. Искушающе тревожила и посылочка ротного. По какой-то затаенной и не осмысленной до конца логике получалось так, что, если Сорокин, честно постаравшись, так и не найдет Любимовых, посылочка по праву перейдет к нему. Не увозить же ее обратно из голодающего города! Сам ротный наверняка скажет: «Ну, это ты зря, Сорокин! Надо было оставить ее своим». И выходило, что Сорокину даже выгодно не найти Любимовых.
Вот ведь какая ситуация…
Но это был все-таки хороший, удачливый с самого начала день. Пока Сорокин стоял на тротуаре и размышлял, как ему быть дальше, к нему подошла торопливым шагом молодая женщина в ватнике и валенках. Голова ее была плотно повязана платком, а поверх платка с некоторой долей кокетливости красовалась небольшая шапочка, наподобие кубанки.
— Простите, это вы Любимовых разыскиваете? — спросила она.
— Так точно! — обрадовался Сорокин.
— Здравствуйте, я — Люба.
— Здравствуйте. Очень приятно. Красноармеец Сорокин.
— Вы были у нас т а м?
— Был, видел.
— Ну пойдемте в новую нашу конурку. Хорошо, хоть так вышло.
— Да, просто счастье, — повторил Сорокин слова дежурной.
Люба повела Сорокина в сторону Мойки, так что ему даже по пути получилось. По дороге он, правда, засомневался — а вдруг эта женщина самозванка? Услышала, что к Любимовым фронтовик приехал, и выдала себя за жену ротного, чтобы получить посылочку. Но когда он вошел в маленькую, слегка протопленную комнату и когда его встретила там худенькая седая женщина, в момент прослезившаяся от одного имени сына, — все стало ясно. И легко Сорокину стало. Вся муть из души — долой!
Он вынул из своей сумки хорошо запакованную посылочку, отдал ее матери ротного, и обе хозяйки принялись наперебой благодарить его, как будто это он свои собственные продукты принес им.
Потом мать ротного спросила:
— Почему же сам-то Витенька не приезжает?
— У него побольше ответственности, чем у нашего брата, — отвечал Сорокин обычными для таких случаев словами. — У него целая рота на плечах. Мне, например, сказали — собирайся, я и готов, а ему еще надо подумать, кого вместо себя оставить. Политрука у нас ранило, взводный только один из комсостава остался.
— У вас там, что же, бои тяжелые были? — спросила, услышав о потерях, Люба.
— Были, — не стал Сорокин скрытничать. — Но теперь все подзатихло, вроде как отдыхаем.
— А мы тут ничего и не слышали, — проговорила Люба чуть ли не с упреком.