Он подходил уже к Большому проспекту своей родной Петроградской стороны, когда завыли истошными голосами сирены, памятные еще по предвоенным занятиям в кружке ПВХО. В южной стороне города затукотали зенитки, в небе заметались, то расходясь, то скрещиваясь, пронзительно яркие лучи прожекторов и запестрела на черном полотне ночи живая разноцветная картина, рисованная быстрыми росчерками трасс и клубочками взрывов. Зенитки страшно торопились, прожектора беспокоились, а снаряды летели вверх долго и медленно и целыми пачками бесполезно рвались на большой высоте. Ярким серебром, светящейся ртутью взблеснул ненадолго в луче прожектора маленький самолетик и тут же пропал. Столбы прожекторного света тревожно зашатались, начали скрещиваться, сталкиваться, советоваться — где искать?..
Сорокин постоял, глядя на все это не больше минуты, и пошел дальше, к дому. Свернул на Большой проспект, совершенно опустевший, вымерший. Дома стояли седоватые от изморози, стылые и без света, без каких-либо признаков жизни, со старыми, еще осенними, плакатами и призывами на стенах: «Все силы на защиту родного города! Ленинград врагу не отдадим, чести своей не опозорим!»
Из одного парадного Сорокина окликнули:
— Эй, военный! Вас тревога тоже касается!
— Я на спецзадании! — находчиво ответил Сорокин, не сбавляя шага. В его бумагах и в самом деле стояли такие слова: «Цель командировки: с п е ц з а д а н и е». Это придумал начальник штаба, чтобы никто в городе к саперам не придрался.
— Товарищ военный, не нарушайте! — услышал Сорокин из-под арки еще одного дома.
Оказывается, они были не такие уж мертвые, эти затемненные, затаившиеся в зимней тревожной ночи ленинградские дома. Каждый нес свою посильную службу.
Услышав этот второй окрик, Сорокин опять отговорился своим спецзаданием.
— А вы не по ракетчикам? — спросила тогда дежурная.
— Нет… Но если надо помочь…
— Иди сюда, я тебе расскажу кое-что.
Послушный от неожиданности, Сорокин свернул под арку, разглядел там толстенькую от многих одежек дежурную.
— Тут вот какое дело, — подступила к нему женщина с доверием и надеждой. — Третьего дня поймали у нас мальчишку-ракетчика.
— В нашем районе? — удивился Сорокин.
— Говорю — вот здесь!
— У нас же тут никаких заводов, никаких объектов.
— Есть или нет — это не наше дело.
— Печатный двор разве что? — предположил Сорокин.
— Может, и Печатный… Да ты что, выпытывать у меня задумал? — насторожилась дежурная.
— Ладно, ладно, не волнуйся, — успокоил ее Сорокин.
— Так вот послушай. Поймали мы этого сопляка с ракетницей, стали спрашивать, кто ракетницу дал, зачем ракеты пускал. Сперва он отказывался — дескать, нашел на улице, хотел поглядеть, как она стреляет, ну а когда поднажали на него, признался: ракетницу дал какой-то дядька и велел пускать ракеты во время налетов. Спрашивают: как же ты мог согласиться, такой-сякой? А мне, говорит, хлебную карточку дали. Кто дал? Тот самый дядька. Где он живет? Мальчишка говорит — не знаю. Ну, может быть, и правда не знает, лет четырнадцать-пятнадцать дурачку, и мать у него болеет… А мы теперь этого дядьку поджидаем — есть такие данные. Так что если ты по этой части…