И только тут генерал понял, что не оглох от контузии – слишком все неожиданно произошло. Вначале чудовищный взрыв, его вверх подбросило на полке, свет сразу погас. Потом тяжеленный вагон, как легкую пушинку, перевернуло. И все – на какое-то время, очень короткое, он потерял сознание – такое состояние ему не раз приходилось испытывать за долгие годы, что провел он на войне. Все моментально понял старый служака – поезд попал под бомбежку, ведь в этих краях сейчас стоят «белые ночи» и люфтваффе фактически беспрерывно бомбят любую достойную цель как на фронте, так и в большевицком тылу. Эшелоны всегда являются лакомой целью и легкой добычей – слишком длинные вереницы вагонов, и не могут маневрировать, прикованные к рельсам.
– О боже…
В уши ворвался оглушительный рев пикирующего с неба самолета – очень узнаваемый и характерный, – двухмоторного бомбардировщика «Ю‐88». И это самое неприятное – так нелепо погибнуть от бомбы, изготовленной в рейхе, генералу совсем не улыбалось. Манштейн в ярости ударил по дощатой стенке, потом навалился всем телом. И та неожиданно поддалась отчаянному напору – в щель он увидел сероватую дымку здешней ночи. Надежда придала силы – несколько сильных ударов – и крыша вагона, лежащего на боку, очень медленно стала поддаваться. И вскоре образовался пролом, достаточный для того, чтобы вылезти в спасительный сумрак, на волю. Однако генерал, хотя чуть не упал от близкого разрыва авиабомбы, покидать свою тюремную камеру не торопился. Теперь он знал, что ему делать, соответствующий опыт в молодости получил. Торопясь, он принялся раздевать погибшего конвоира, благо тот походил на него по комплекции. Труднее всего было стянуть с мертвеца сапоги, но страх и отчаяние придали генералу усилий. Более того, Манштейн дотянулся до решетки, что стала сейчас потолком в его купе. Второй надзиратель, судя по протяжному стону, вроде был жив, но потерял сознание. Пальцы живо расстегнули пряжку ремня, и он потащил его к себе, вниз, прихватив ладонью вожделенную кобуру с тяжелым пистолетом.
– Так, что же я забыл?
Генерал на секунду задумался, тряхнул головою в задумчивости.
– Так, теперь мне надо переодеться, найти фуражку и папиросы!
Процесс надевания липкой от крови униформы занял несколько минут: туго затянув на животе ремень с кобурой – все же несколько располнел в свои солидные годы, – генерал открыл кожаный клапан, вытащил, к немалому удивлению, «браунинг». Довольно хмыкнул – теперь он вооружен, а значит, есть шанс обрести свободу. Нахлобучив фуражку и сунув в карман галифе пачку папирос, Манштейн аккуратно свернул германскую униформу в сверток, решив, что «фельдграу» ему еще пригодится. Затем в несколько сильных толчков выломал широкое отверстие в разбитой крыше и, извиваясь как ящерица, вскоре выполз из вагона наружу.