— Сначала он хотел убить тебя, но потом его планы изменились. Не бойся, — торопливо добавила она, увидев, как сильно Лея побледнела. — Убить тебя я бы не позволила.
— А почему он передумал? — прошептала Лея. Ее уже вовсю колотил крупный озноб.
— Сама не знаю… Что-то заставило его изменить решение, и теперь он хочет продать тебя в рабство.
Вот, значит, как? Теперь понятно, куда он собирается ее везти. Лея старалась рассуждать отстраненно, словно речь сейчас шла не о ней. Скорее всего, отвезет он ее куда подальше, где их никто не знает. Внезапно ее осенила мысль.
— Но вы же можете спасти меня, — схватила она Хану за руки и заглянула в глаза. Ох как ей не понравилось то, что она там увидела. — Ради любви к моему отцу, — уже по инерции закончила.
— Могла бы, но делать этого не буду, — жестко ответила Хана и отвернулась, вырывая у нее свои руки.
— Но почему?!
— Потому что только ты можешь спасти Асмунда, растопить его ледяное сердце. Я взывала к богам, просила у них совета. Они мне сказали, что помочь Асмунду в силах только любовь. И когда я увидела тебя, поняла, что это ты.
— Я?! — вскричала Лея, вскакивая с дивана. — Да как вы можете так говорить?! Я должна растопить сердце зверя, который мечтает убить меня? Не бывать этому! Пусть лучше я умру!
— Воля твоя, — равнодушно изрекла Хана, холодно глядя на нее. — Только и от меня не жди помощи. Отныне ты можешь полагаться только на себя.
Весь день Лея провела в домике Ханы. Больше они не разговаривали. Колдунья заперла ее, а сама ушла. Лея пребывала в таком отчаянии, что хоть вой или бросайся на стены. Она жутко боялась того, что уготовила ей судьба, страдала от безвыходности и ненавидела всем сердцем того, кто стал причиной всех ее несчастий. Хотя, когда она позволяла себе думать, отгоняя страх, понимала, что не Асмунд виноват больше всех. Ниточка-то тянется от отца, будь он неладен со своей любовью, жертвой которой стала она. Но и отца она тоже не могла винить, потому что только теперь осознала, как он страдал всю жизнь. А вот Асмунда она могла смело ненавидеть, за то что он видит в ней лишь орудие собственной мести и совершенно забыл, что она тоже человек.
Она так измучилась, слоняясь по дому Ханы, что не заметила, как уснула, лежа на диване. Кроме того, ее снова терзали муки голода. Только про это, похоже, вообще забыли, несмотря на то, что день клонился к закату.
Разбудил ее голос Ханы:
— Лея, проснись. Пора собираться в дорогу.
— Уже? — резко выпрямилась она, сонно таращась на Фроста, переминающегося у порога и прячущего глаза.