— Будь она проклята, вся ваша магия, вместе взятая! — вскричал Асмунд и вскочил с подушек.
Он принялся озираться в поисках чего-нибудь, на чем смог бы выместить злобу, что разрывала грудь. Такого отчаяния Асмунд не испытывал еще ни разу в жизни.
— Спокойно, дружок! — подскочил к нему Бранд. — Начнем с того, что ты и сам не агнец, и Лея должна спасибо сказать именно тебе, за то что попала во все это дерьмо!
— Конечно! — ехидно парировал Асмунд. — Ты-то у нас прямо праведник, который не придумал ничего лучшего, как сбежать и оставить сестру на растерзание папаше-деспоту.
Они стояли друг против друга, как боевые петухи, распушив перья и выпустив шпоры. Лейла громко рассмеялась, такими потешными они ей показались, охваченные праведным гневом, каждый своим.
— Думаю, если вы поубиваете сейчас друг друга, то Лее уже точно помочь никто не сможет, — сквозь смех произнесла она. — Предлагаю разойтись по комнатам и лечь спать. Все приготовления начнутся завтра. Пойдем, я провожу тебя в твои покои, — взяла она Асмунда за руку и повела из большой комнаты.
То, как Лейла говорила и двигалась, сразу выдавало в ней аристократку, но почему-то Асмунд к ней не испытывал привычной ненависти.
* * *
Лея томилась в новом жилище. Мало того, что было ужасно душно, так еще и ни единой эмоции не проникало извне. Два раза за весь день ее выводили, чтобы накормить, а потом обратно провожали в «одиночную камеру», как она про себя прозвала комнату. Приходила за ней одна и та же сестра. Лея прислушивалась к ее эмоциям, но та мыслями была далека от этого места. К себе Лея вообще не улавливала интереса, а равнодушие ее раздражало даже сильнее, чем радость или любовь. Лишь в те минуты, пока находилась в общем зале и ела, она улавливала человеческое горе, слезы, тоску по родным… Вот тогда она позволяла себе дышать полной грудью.
Особенно тяжело ей стало вечером, перед отходом ко сну, которого и в помине не было ни в одном глазу. Она едва не вцепилась в руку все той же равнодушной сестры, что привела ее из душевой, с просьбой посидеть рядом и пострадать о ком-нибудь. Стены давили тишиной, рождая гул в голове. Лее хотелось выть и бросаться на молчаливые поверхности — свидетели ее страданий. В мыслях гулял ветер, прогоняя даже те задатки их, что толком не успевали сформироваться.
Впервые, как осознала себя в ледниках, Лея поняла, что не иметь воспоминаний — ужасно, несправедливо, пагубно. Именно поэтому она ухватилась за те, что отражали события недавних дней. Ей были знакомы два человека — Асмунд, что обещал стать ее глазами, и Бранд, который назвался ее братом. Ни к одному из них она ровным счетом ничего не испытывала. Ни тот, ни другой не вызывали в ней хоть искорки эмоций. Но она мучительно пыталась вспомнить, о чем говорила с ними, как они себя вели…