Я подождала какое-то время, давая Филиппу возможность уйти как можно дальше, и тоже выскользнула за дверь. Прокралась к двери Светланы и нырнула внутрь. Она ждала меня и сразу же прижала палец к губам:
— Тссс, пока молчи, — схватила меня за руку и потянула вглубь комнаты. — Теперь можем говорить, только тихонько.
Комната Светланы в точности копировала мою, с той лишь разницей, что над кроватью был натянут балдахин. Интересно, почему мне не устроили такой же? Чтобы моя и без того подневольная жизнь стала и вовсе прозрачной? Усмехнулась собственной мысли, а Светлана сердито зыркнула на меня.
— Смешно ей! Я тут вся от страха обтряслась, а она… Конечно, у меня же нет такого покровителя.
— Это ты о чем? О Филиппе что ли? — не сразу поняла я.
— Да ты его еще и Филиппом зовешь? Хорошенькие дела… Для нас он господин, — она сердито надула губы.
— Свет, не дуйся. Лучше расскажи мне все про наказание.
Ох, не понравился мне ее взгляд в тот момент, какой-то тяжелый и чересчур сочувственный.
— Не знаю, с чего лучше начать, — нехотя промямлила она.
— Начни уже с чего-нибудь. Начни с самого главного! — прикрикнула я, а она схватилась за рот и испуганно взглянула на дверь
— Чего орешь, ненормальная? Ладно… слушай, — она уселась поудобнее. — Ты же видела всех этих женщин, что работают вместе с нами? — она испытующе посмотрела на меня. Я сочла нужным кивнуть. — Думаешь, они всегда были такими уродливыми?
— А разве нет?
Я думала, что они родились такими, и их сослали в подвал, чтобы не портить картину, когда кругом все такие красавцы.
— Ничего подобного! — горячо возразила Светлана, когда я высказала свою мысль вслух. — Не могут же мужчины рождаться красавцами, а женщины уродинами. Это было бы чересчур даже для нас. Их выжали, понимаешь? А потом выкинули, как ненужный хлам.
— Как выжали? — я не понимала ровным счетом ничего.
— Я и сама толком ничего не знаю. В подробности посвящаются только в верхушке и те, кто приближен к ним. Знаю только, что женщина в колониях что-то типа подопытных кроликов, на них ставят опыты или еще что-то… Они высасывают из них все соки, и это превращает их в уродин.
— Но зачем? — я была потрясена подобной жестокостью.
— Не знаю, — чуть не плача воскликнула Светлана, забыв об осторожности. — Это покрыто тайной. С рождения нам вдалбливают мысль, что это великая тайна, что обсуждать это между собой нельзя. Кроме того, такое преображение, — она поморщилась, — считается почетным.
— Как почетным? Почему же тогда они трудятся в подвалах, словно прокаженные?
— Возможно, не все там по принуждению, как мы с тобой. Кто-то соглашается на это добровольно.