Макс кивнул, протянул руку. Управляющий стальной хваткой, как кузнечными клещами, сжал руку, кивнул тоже:
— Читал я вашу вещицу. «На дальнем берегу». Полная хрень.
— Так уж полная? — писательское самолюбие было слегка уязвлено.
— Ну, не полная, — согласился Лео, улыбаясь. — Но всё равно. Вот «Поход» — это да. А то — хрень, — он повернулся к парням.
Макс хотел возразить, что «Поход» — труд почти десяти лет, он за него и премию Ануминасской библиотеки получил… А «На дальнем берегу» — это же первый опыт, проба пера… Тани легко дотронулась до его локтя:
— Вы не обижайтесь на Лео, он такой. Это он специально всех поддевает…
Тот тем временем таким же крепким рукопожатием поздоровался с Дэном и Элле, проворчав:
— Оба, значит, женихи… Молодцы… А не знаете, этих-то поймали?
— Каких? — удивился Элле.
— Ну, тех… По телевизору передавали…
— Дядя Лео! Ну хватит! — Тани шутливо стукнула его по спине кулачком.
— Ах ты, малявка, драться? Вот как, значит… — он сграбастал Тани одной рукой, легко, но бережно закинул её на плечо и зашагал по дорожке к дому. Сделав шагов десять, опустил брыкающуюся девушку на землю, и они, о чём-то разговаривая и смеясь, пошли впереди. Макс с мальчишками направились за ними.
***
Когда все умытые и свежие уселись за стол, уставленный снедью, дядюшка Лео снял с большой фарфоровой супницы крышку и стал разливать по тарелкам наваристый флотский борщ. Над столом поплыл сказочно аппетитный аромат.
Управляющий сменил комбинезон на отглаженные чёрные брюки, но остался в своей клетчатой рубахе. Ворот был широко распахнут, и из-под него выглядывала полосатая морская тельняшка.
Макс разглядывал Лео: короткие курчавые волосы, когда-то чёрные как смоль, а теперь подёрнутые сединой, крючковатый нос, серьга в ухе. Тани говорила, что он служил на флоте коком, а когда вышел на пенсию — у военных она рано, — то нанялся к Морвен сначала поваром, а позже стал управляющим, в одном лице сочетая и повара, и садовника, и рабочего. Он всё умел, всё делал основательно и по-хозяйски. Был у него недостаток: он постоянно всех подкалывал, иной раз даже подшучивал над Морвен, и резал правду-матку без тени сомнения, не взирая на лица. Но это ему прощалось, потому что, бывая резким, он в глубине души всегда оставался добрейшим человеком, судил о людях справедливо и никогда не унывал.
Макс улыбнулся: дядюшка и впрямь походил на морского волка, причём настоящего, старинного — этакого классического флибустьера, горячего в бою, разухабистого и открытого… Макс наклонил голову, спрятав улыбку: опять его понесло! Писательская привычка.