После короткой остановки, во время которой Олекса, как и все, спешил разглядеть немцев, был дан приказ переходить Кеголу. Пронзительно засвистели дудки, и новгородская рать тронулась вперед. На какое-то время за краем снежного берега и густыми рядами своего войска Олекса потерял врагов из виду. Но вот поднялись на ровное место, и разом придвинулись немецкие полки. Простым глазом уже были видны ряды железных людей на железных конях, нацеленный тупым острием вперед сверкающий клин рыцарского войска – «свиньи». Подрагивали ощетиненные копья. Чуть колыхались корзна [31] с крестами. Морды лошадей в латах, похожие на железные конские черепа, и люди без лиц, с наглухо закрытыми шлемами, пугающие своей нечеловеческой тупой неуклюжестью.
– Похоже, нас в чело ставят противу великой свиньи!
– А тверские где ни та?
– По правой да по левой руке.
– Справа кто ле?
– Плесковичи!
Новгородский полк действительно становился в лицо железному полку.
Князья Дмитрий и Святослав с дружинами ушли на крайнее правое крыло, выше плесковичей, князь Михаил стал по левую руку. Только Ярославову наместнику Юрью в довершение его бед пришлось встречать немецкое войско лоб в лоб, вкупе с новгородцами, которых он в этот миг больше чем ненавидел. И посадник Михаил, и Кондрат, и Елферий, и Полюд, собравшиеся под стягом, все были его личные враги, которым он всем сердцем желал быть разбитыми, не понимая только, почему за этот разгром он еще должен платить своей собственной головой.
Ратники ровняли ряды, оживленно перекликивались с плесковичами.
– Ну что, Микита, трусишь маленько? Спервоначалу-ту? – Олекса посматривал на широкое, чуть побледневшее лицо парня, неотрывно вперившего взор в немецкие ряды. Сам он был в обычном своем перед боем повышенно-возбужденном и веселом состоянии, которое передавалось и коню, приплясывающему под Олексой. Станята держался ровнее. Он и в бою никогда не лез вперед, не кидался, как порою Олекса, на рожон, но и не прятался, а держался «до кучи», со всеми. Сейчас, полагая, что он тоже должен разделять общее приподнятое настроение, Станята весело крикнул товарищу:
– Не робей, Микитка!
Тот не выдержал, наконец, разлепил губы:
– Цего они без голов?
Кругом дружно расхохотались.
– Парень-то, парень!
– Первый раз!
– Али не видал шелома немецкого?
Микита проглотил слюну, густо покраснел и вдруг сам расхохотался, понял свою ошибку.
– Чего вискаете, што кони! – накинулся старый ратник на весельчаков.
– Али сами на борони родилися? Вишь, парень, – начал он поучать Микиту, ты его сбоку старайсе, он поворачиватьце-то неуклюж. А уж коли с коня собьешь, конец ему! Иной и сам не встанет, только угадай сулицей в дыхало…