Утренние занятия в коттедже учительницы, а также домашние задания после полудня заключали в себе и другие положительные моменты, отвлекая не только Джима, но и Пипа от их мыслей о Фурии. Конечно, экслибр видел её всего один-единственный раз. Но в тот миг, когда они в негласном соглашении решили напасть на Арбогаста, между ними произошло нечто, для описания чего Джиму не хватало слов, – да он и без того вряд ли кому-нибудь здесь открылся бы, – но отголосок этих секунд оставил в нём неизгладимый след. С тех пор он часто видел её перед собой: решительность в её лице, растрёпанные светлые волосы, расстёгнутую кожаную куртку, порванные колготки под короткой юбкой. Ни в «Адмирале Бенбоу», ни на борту «Испаньолы» ему не доводилось встречать такую милую девушку, а на протяжении всего пребывания в доме Химмелей лишь одна встретилась ему на пути – Рашель, но её он определённо не хотел бы больше видеть.
Он отказывался верить в гибель Фурии, по крайней мере не сейчас, когда они только-только друг с другом познакомились. Не рассчитывая на встречу, он жил теперь в её доме, общался с её друзьями и, поскольку был чужаком, ощущал в этих стенах её эхо, может быть, гораздо отчётливее, чем остальные, давным-давно принимавшие его как должное. Днём Джим шагал по ступенькам, по которым ходила она, сидел за тем же столом, за которым сидела она. Он начал читать книги Зибенштерна и даже под проливным дождём блуждал по римским развалинам в глубине парка, потому что Пип ему рассказывал, сколько времени Фурия там проводила. Хотя одна часть его существа протестовала против этого, у него складывалось впечатление, что таким образом он лучше её понимает. И это повергало его в смятение, одновременно усиливая страх никогда больше с ней не увидеться.
Этим утром он сидел на ступеньках резиденции и дожидался Пипа, как вдруг внизу на площадке возник переполох, на въезде раздался шум мотора. Кирисс и Кассиопей вынуждены были прервать свои пререкания с экслибрами, потому как, прогремев мимо них, по гравию подкатился грохочущий драндулет и остановился у подножия лестницы. Мотор замолк, а затем раздался сильный скрежет ручного тормоза.
Со стариком в гавайской рубашке, выпрыгнувшим в следующий момент с водительского места, Джим уже познакомился: за прошедшие шесть дней Целестин уже дважды наведывался сюда, чтобы посмотреть, как там Изида, и всякий раз был удручён и задумчив. Но сегодня его лицо залил румянец, на штанах красовалось пятно от кофе, а рубашка была застёгнута вкривь и вкось; по-видимому, двухчасовое путешествие из Лондона сюда он провёл в сильнейшем волнении. Зажав в правой руке скрученную в трубочку газету и помахав ею Кириссу, он понёсся вверх по лестнице, мимо Джима прямо в холл.