— Пф, как заговорила-то! Что, ровней нам себя считаешь, выскочка?! — Аэрида вскочила с кресла. — Да ты…
— Хватит! — топнул Бог Кузнец Гархейм и поднялся во весь свой внушительный рост. — Мы собрались здесь не ради пустых и грубых оскорблений. Пожалуйста, Аэрида, будь повежливее.
— С кем? С ней?
— С ней, — Эйнар тоже оторвал зад от кресла, — пусть она и поступила бесчестно, пусть в её действиях нет доблести, она как минимум своей силой доказала право разговаривать с нами на равных. А если тебя что-то не устраивает, Аэрида, будь добра не изрыгай на всех свою желчь, а вызови оппонента на поединок. Вряд ли хоть кто-то из здесь присутствующих откажет тебе в доброй драке.
— Как бы это ни было прискорбно, — поднял руку Берс, — но соглашусь с бородачом! Аэрида, малышка, время гнилых языков прошло. Либо будь добра, конструктивно и вежливо участвуй в обсуждении, либо силой доказывай свою правоту. А! Ещё можешь просто уйти.
Во время короткой речи Бога Кровавой Битвы у меня в голове мелькнула отвлечённая мысль — хоть Берс и называет Эйнара «бородачом», у него самого борода гораздо длиннее. Правда, ухоженнее: чёрная, гладкая, прямая и шелковистая, почти как у китайских мудрецов. А вот у Бога Воинской доблести борода «дикая», пушистая и кудрявая.
Но чёрт с ней, с бородой, главное — оба говорят правильные вещи и знают, на какую точку давить. Аэрида, словно загнанный зверь, затравленно переводила взгляд с одного бога на другого, иногда косилась на Уну. Я не назвал бы Богиню Охоты трусихой, но несмотря на её психованность, с инстинктом самосохранения у неё всё в порядке — понимает, что любой из присутствующих, неважно, бог он или нет, вполне имеет неплохие шансы победить Аэриду в поединке. К сожалению для неё, мальчиков для битья на нашу встречу не приглашали.
— Присоединяюсь к вышесказанному, — проговорил усталый женский голос. — Сейчас нам нет нужды спорить друг с другом. Долгие года мир был раздроблен и медленно умирал. Я признаю, что мои сыновья виновны в этом, и заявляю, что не собираюсь продолжать их волю после их смерти.
Я не сразу понял, о чём говорит Богиня Мать. Её сыновья? Кто? Неужели…
Всё прояснилось после слов Старика:
— Скажи, Илонида, — заговорил он сразу, как только та замолчала, — собираешься ли ты мстить за смерть Рюгуса?
Голубоглазая женщина в сером платье подняла на него взгляд, несколько секунд молча смотрела, и только потом ответила:
— Конечно нет. Он поплатился за всё, что сделал. В том числе и за то, что убил своего младшего брата. Но я не виню его за это, сложись всё иначе, и уже Рейнгейт бы убил Рюгуса.