Я выпрямляюсь и устремляю на него взгляд. Господин Кан сухо улыбается и поднимает руку, предлагая мне сесть на диван.
Этот мужчина лет пятидесяти пяти имел невероятно властную ауру. Моя бы воля — я бы не показывалась ему на глаза до конца жизни: я слишком хорошо чувствовала, насколько опасным был этот человек.
И какие дела могли объединять его с моим отцом?!
— Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем я пригласил тебя? — слегка нараспев произносит господин Кан, сразу же переходя к делу.
Киваю. Чем меньше я с ним говорю, тем лучше. Не хочу, чтобы мы имели что-то общее — даже такую мелочь, как приятный разговор.
— Чай, кофе? — словно вспомнив о своем гостеприимстве, предлагает мужчина.
— Кофе, пожалуйста, — соглашаюсь я.
Хозяину никогда нельзя отказывать. Это тоже корейская традиция.
— Даша, принеси, — господин Кан отдает указание одним пальцем, и молоденькая секретарша (или помощница?) тут же исчезает за дверью, — Как твои дела, Стася? Все ли в порядке на работе?
— Все хорошо, благодарю, — как можно ровнее отвечаю.
— Уверена, что тебе не нужна помощь? — с легкой провокацией уточняет мужчина.
— Еще раз благодарю, не нужна, — склоняю голову в легком поклоне.
Папа не оставлял никаких наказов по этому поводу. Но я чувствовала, что мне не нужно брать денег этого человека.
— Гордячка, — усмехается господин Кан, — твой отец будет очень недоволен.
Не уверена. Мой отец вообще запретил мне навещать его в тюрьме. И это не просто странно, это слишком странно.
— Ты могла бы работать у меня, — произносит мужчина самые опасные в мире слова.
— Спасибо за предложение, но мне нравится моя работа, — отвечаю спокойно, но даже не стараюсь выдавить из себя улыбку.
Напряжение — это единственное слово, способное в данный момент охарактеризовать мое состояние.
— Тебе нравится делать кофе и стоять за кассой? — поднимает брови господин Кан.
Ничего не отвечаю; я в курсе, насколько убого все это выглядит со стороны. Но мне ничего чужого не надо. И дареного — тоже. Я сама в силах справиться с ситуацией.
— К тому же ты слишком красивая для того, чтобы заниматься такой неблагодарной работой, — продолжает настаивать мужчина, а я уже не знаю, какое такое слово благодарности придумать, чтобы отбить у него желание предлагать мне «новую и счастливую жизнь».
Я знала, что не интересую господина Кана с «этой» точки зрения, но почему-то он считал необходимым при каждой нашей встрече настаивать на моем переходе в его компанию.
— Да и опасно это — стоять за барной стойкой в ночном клубе, а потом под утро добираться одной до дома…