Но вот музыка стихла, и мужчина оторвался от своего инструмента, — а затем увидел меня…
— Ты что здесь делаешь? — нахмурив брови, спрашивает меня Бес.
Стою, с недоумением глядя на него. Слов вообще нет.
— Лёш, это я её позвал. С твоего телефона, — подает голос рыжий, который «скоро мертвый», и чуть виновато подмигивает мне.
— Зачем ты это сделал? — Бесов разворачивается к своему другу и смотрит очень недобро.
Барабанщик достаёт сигареты и неспешно покидает зал клуба. Этот дядька явно не хочет быть участником той сцены, что сейчас здесь развернётся.
— Потому что тебе пора отвлечься, друг, — нисколько не страдая муками совести, отвечает рыжий, — ты всех пугаешь своим видом.
— И поэтому ты залез в мой телефон и позвонил… ей? — Бесов отставляет гитару в сторону, и мне реально становится страшно за рыжего.
— Да не звонил я ей. От твоего лица черканул пару смс, пригласил прийти сегодня на репетицию, — пожал плечами рыжий, — Остынь уже. Чего ты так бесишься?
Потому что он — чертов Бес!
Носитель идеально подходящей ему фамилии сжимает руку в кулак, а я замечаю то, на что уже давно пора было обратить внимание.
— Что у тебя с руками? — выдыхаю с такой претензией, словно он мне муж или, упаси Боже, сын.
— Не твоё дело, — машинально пряча руки в карманы, отвечает Бесов.
— Ты что, дрался?! — а я даже и не догадывалась, что в моем голосе может звучать столько праведного гнева!
Бесов опешил. А рыжий усмехнулся в бороду.
— Простите за опоздание, на работе за… — раздался знакомый голос солиста за моей спиной, но рыжий его перебил:
— Пойдём-ка перекурим, у нас тут как раз небольшой перерыв! — и он бодренько спрыгнул со сцены, развернул среброволосого солиста и вывел его из зала.
Мы с Бесовым остались одни.
— Прости за… грубость. Я не ожидал, что этот придурок выкинет нечто подобное, — отвернув голову, сказал Леша.
Мне было плевать на его слова: я забралась к нему на сцену и подошла вплотную, вытащив его конечность из кармана джинсов.
— Зачем ты дерёшься этими руками? — глядя на него, как на последнего кретина, и сверкая злым взглядом, спросила я.
— «Этими руками»? — он попытался забрать руку, но я едва не повисла на ней, не позволяя этого сделать.
— Эти руки созданы для того, чтобы играть на инструменте и заставлять всех присутствующих в зале застывать с открытыми ртами! — процедила я, сверля его своими глазами, — Ты не имеешь права махать ими, как какая-то уличная шпана!
Знаю, рассуждаю убого, но теперь из меня прёт все, что было забито в меня в университете. Я не раз общалась с драчунами в детских домах, и не раз навещала особо безголовых в больницах. Наша практика проходила в разных местах, и к некоторым своим «подопечным» я успела привязаться, как к родным.