Я спал вместе с мамой, свернувшись в ее руках и прижавшись головой к ее груди. Пока отец с Рамизой каждую ночь занимались любовью, мама лежала без сна всего в нескольких футах от них, вынужденная слушать, как они по полночи занимались сексом. Когда отец целовал Рамизу, стонал и говорил ей ласковые слова, большое мамино тело содрогалось от боли. Я чувствовал, как ее пальцы, словно когти, бессознательно царапали меня, слышал ее сдержанные рыдания, и иногда чувствовал ее слезы. А когда я тоже плакал, она гладила мне живот, чтобы успокоить меня.
После многих, многих ночей, когда первая страсть отца к Рамизе прошла, он позвал маму вернуться к нему в кровать. Но что-то покинуло мою маму. Она была холодна к нему, и он уже больше не мог ее возбуждать. Это приводило его в ярость. В гневе он выгнал ее из дома.
Деревня Таба находилась на расстоянии двух-трех часов езды на осле от города Рамле и в трех-четырех часах от Лидды[2]. В этих городах было по два рыночных дня в неделю, а у семьи был свой ларек на рыночной площади. Пока отец еще не взял себе вторую жену, в ларьках торговал мой старший брат Омар. Теперь Агарь, мою мать, отправляли четыре дня в неделю в Рамле и Лидду, чтобы продавать излишки нашей продукции. Она отправлялась после утренней молитвы с восходом солнца, а возвращалась очень поздно вечером, уже в темноте.
Агарь была в деревне одной из двух лучших дая — повивальных бабок, ее очень уважали за знание рецептов трав и лекарств. В те дни, когда она ходила к деревенскому колодцу или общественным печам, вслед за ее спиной раздавались хихиканье и жестокие оскорбления.
Как в любом обществе, где женщины принадлежат мужчинам как имущество, они ищут реванша в своих сыновьях, и мама избрала меня. Четыре дня в неделю я отправлялся вместе с ней в Рамле и Лидду на тележке, запряженной осликом. И там, в ларьке на базаре в Лидде, я впервые увидел человека со счетами — деревянной рамой со скользящими бусинами, чтобы складывать и вычитать. Человек тот был торговцем кожами, он делал и чинил упряжь, и он разрешил мне приходить и играть в его кабинке. Мы подружились и вместе соорудили похожие счеты из четок.
Мне не было еще и девяти, когда я научился считать до бесконечности и в сложении и вычитании стал проворнее торговца.
— Учись считать, — частенько говорила мне мама.
Сначала я не понимал, что она имеет в виду, но она заставляла меня еще и учиться читать и писать. Торговец кожами был немного грамотен и очень мне помогал, но вскоре я его и в этом превзошел. Через некоторое время я мог прочитать все ярлыки на всех ящиках на всем базаре. И тогда я стал учить слова из газет, которыми мы пользовались для обертки.