«Моя подруга шла как-то ночью домой и услышала за спиной шаги, – рассказывала мне одна женщина за бокалом шампанского. – Она пошла быстрее, но преследователь не отставал. Она подбежала к телефону, набрала полицию, а офицер ответил: „Здравствуйте, мадам Дюбо. Он один из наших и провожает вас домой“».
Но выбор скромного недемонстративного поведения объясняется не только соображениями безопасности. Даже в своем безопасном мире богатые считают хвастовство неуместным. Хвастуны часто считают это проявлением зависти, если вообще обращают на это внимание. Таков и подтекст популярного анекдота о том, как принцесса Маргарет отреагировала на бриллиант от Cartier, который носила Элизабет Тейлор: «Он такой большой. Слишком вульгарно». В ответ Тейлор якобы надела кольцо на палец Маргарет и сказала: «Теперь он не кажется вам таким вульгарным, правда?»
Как правило, старая аристократия не боится увидеть что-то, что может вызвать зависть. В подобных случаях небрежный стиль демонстрации часто впечатляет не меньше самого объекта демонстрации. Речь идет о некой бесцеремонной, беспечной манере, как та, что была свойственна моей собеседнице, выросшей в Париже в семье grande bourgeoisie. Она говорила об окружавших ее картинах Моне и Сислея так, как другие люди вспоминают церковные календари с изображением Девы Марии Скорбящей. Когда моя парижская знакомая приехала в английский загородный дом, чтобы поохотиться, на нее произвели должное впечатление картина Гольбейна в коридоре и полотно Стаббса – самое большое, которое она когда-либо видела, – висевшее в библиотеке. Когда в гостиной она увидела огромный портрет молодой девушки, то наивно воскликнула: «О, какая прелестная картина!» – и вновь была поражена, когда хозяин дома сказал: «Да, это портрет моей бабушки, написанный Сарджентом». Поднявшись наверх, чтобы переодеться к ужину, она обнаружила картину Гейнсборо в гардеробной в спальне для гостей. Действенность этой демонстрации объяснялась хотя бы отчасти тем, что она казалась такой естественной. К ужину молодая женщина, на которой до этого были надеты белые гольфы, появилась в платье с «вот такими» изумрудами, и тут сжатая в кулак рука моей подруги, словно кролик лапкой, застучала по ключице. Это оказалась хозяйка, которая после ужина в том же платье и высоких сапогах отправилась ухаживать за больной лошадью.
«Обстановка с чердака» – стиль интерьера в домах давно богатых людей – оставляет такое же впечатление небрежности и непринужденности. В голосе домовладельца сквозит очаровательная нотка самоуничижения, как в тот момент, когда Тара Рокфеллер, жена Майкла, говорила: «Моя мама называет наш стиль „ранний чердак, поздний подвал“». А еще из этого следует, что счастливая пара имеет доступ к чердакам и подвалам семьи Рокфеллер. Такого рода преуменьшенная демонстрация является одним из самых эффективных барьеров против нуворишей, потому что, как сказал Нельсон Олдрич-младший, автор книги «Потомственное богатство» (сам он – бедный кузен Рокфеллеров), «это нельзя купить». В таких случаях потомственные богачи выделяются, не потребляя ничего. Один из графов Лонсдейлских, по-видимому, одевался (а также обставлял дом) с чердака. Когда друг указал ему на его непредставительный внешний вид, тот ответил с безупречной аристократической самоуверенностью: «В Лондоне никто не знает, кто я, так что это не имеет значения. В Камберленде все знают, кто я, так что это не имеет значения».