Алекс так долго ребёнка не выдержит.
Сам прибьёт.
Что-то крутится в голове. Что-то такое ему приснилось...
Нет, ту часть сна, в котором с ним говорило кривое чернозубое существо, Алекс помнил отлично. Но кажется, ему снилось что-то до появления существа. Что-то важное. Что может сейчас помочь...
— Слышь, — позвал он Кияра. — А Ух'эр — это же бог смерти?
Если это чучело выдало подсознание, то с Алексом точно беда. Но он слишком хорошо помнил существо, слишком чётко ощущалась его чуждость, слишком явно он был извне.
Впрочем, это никак не отменяло тот факт, что с Алексом беда. Оно же само сказало: либо сбрендил, либо помер. И наверняка все его фальшивые смерти здесь не в счет.
— Кажется, — неуверенно ответил Кияр. — Он из загорья. И вроде, умер давно. Он же из Мёртвых.
Глянул в глаза и уточнил:
— Или нет? У вас с ним сделка? Может, ты собрался на него охотиться?
— Кажется, он на меня собрался, — неуверенно ответил Алекс. — А потом передумал, потому что я скучный. И какая у нас с ним может быть сделка?
— Говорят, ты бессмертный, — хмыкнул пацан.
— А я тебе говорю: меньше слушай всякие глупости. Ро-ок!
Пацан снова дёрнулся, сердито сверкнул чёрными глазами и спросил:
— Куда ты так спешишь?
— Папа сказал тебя увезти, — наставительно напомнил Алекс. — Спешу увезти.
— Это я знаю, — ответил пацан. А потом повторил вопрос, будто опять пролез в голову и прочитал там все мысли. — Но куда?
Алекс хотел было ответить, что ему совершенно всё равно, что ему всё пойдёт, лишь бы поскорее избавиться от прилипчивого ребёнка, но вдруг сам понял. Вспомнил.
Та странная, смутно знакомая женщина во сне, что была ещё до появления Ух'эра. Она прикидывалась его матерью, и получалось у неё плохо. Она звала домой.
Кажется, это и было ответом. Он уже всё решил, давно решил, просто не хотел себе в этом признаваться. А во сне ему об этом напомнили. И Ух'эр тут ни при чём — они пришёл уже позже, и вообще по другим вопросам. Каким — Алекс, честно говоря, не совсем понял.
— Домой, — ответил он пацану.
— У меня нет дома, — напомнил Кияр, всё так же вглядываясь в глаза. От каждого его слишком долгого, пристального, чёрного взгляда становилось нехорошо, неуютно, не по себе.
"Ну, хоть голова не болит", — утешил себя Алекс.
— У меня теперь никого нет, — продолжил Кияр.
— Бедная деточка, — холодно ответил Алекс. — У меня есть.
Он не умел жалеть детей. А этого и жалеть, кажется, не нужно было. Этот будто пытался высмотреть что-то в Алексе. Надавить на чувство то ли жалости, то ли вины, вытащить его наружу и рассмотреть.
"И не такие давили, — подумал Алекс. — Ничего не выдавили. Нечего выдавливать".