— Илюшка. Для Ильи тебе мясца не хватает. Ни поваляться, ни покататься… В общем, сам понимаешь. И чего тебе от бабушки надо?
— Дошло до меня, что прячешь ты у себя племянницу князя нашего пресветлого, наречённую мою, — приосанился юнец и тут же снова испортил всё впечатление, скосив глаза в шпаргалку, — Василису Чернокосую. Отдавай её подобру-поздорову! А то… — он опять заглянул в блокнотик. — Мой меч — твоя голова с плеч!
Тут мне положено было испугаться. Наверное. Но не получилось. У меня за спиной три десятка лояльных богатырей, которые точно не дадут укоротить на голову добрую бабушку с сырниками. Да и сам «грозный» дрыщ вызывал только усмешку.
— Да? — Я наклонила голову и постаралась скопировать плотоядный взгляд одного из витязей на корзину с яблоками. — Интересно… А меч где?
Парень растерянно похлопал себя по карманам и расстроенно протянул:
— Ну, вот… Так и знал, что что-то забыл.
— Записывать надо, — ухмыльнулась я.
— Так я записываю! — возмутился Илюшка и даже попытался протянуть мне свой блокнотик, но, рассмотрев мою ехидную ухмылку, передумал. — Так нечестно! Это не по правилам!
Я вспомнила, как сама ещё пару дней назад примерно таким же обиженным тоном пыталась доказать настоящей Яге, что в ееё игры не играю, и вообще сейчас домой пойду, и неприлично громко расхохоталась.
— Мой дом — мои правила. Касатик!
— Я вам не касатик! У меня наречённая есть!
— Ничего, к бабушке она ревновать не будет, — отмахнулась я, думая, как бы половчее вытянуть из гостя интересующие меня сведения.
С одной стороны, устраивать допрос с пристрастием в присутствии чешуйных богатырей не хотелось. Мало ли что они потом своему начальнику расскажут. Да и богатырскую солидарность никто не отменял, если она, конечно, сможет конкурировать со страстью к сырникам. С другой — выяснить хоть что-то уж очень хотелось, а прочих кандидатов вокруг не наблюдалось.
— Ну что? Будешь отдавать… Подобру-поздорову? — неуверенно напомнил о своём присутствии Илюшка.
— А нету, — я даже руками развела для большей достоверности. — Никаких чернокосых тут не водится. Только я. Хотя я женщина одинокая, по мужской силушке стосковавшаяся…
— Эй! Бабка! — попятился Илья. — У меня наречённая есть. Эта… Как её… Черноокая!
— Тьфу! — сплюнула я, сообразив, что увлеклась актёрством, не зная не только роли, но и языка, на котором ставится пьеса. — Я ж не в том смысле!
— А… — с заметным облегчением выдохнул дрыщ. — И какая служба тебе надобна?
«Безупречная!» — ухмыльнулась я, припомнив военную часть, куда нас с мужем занесло сразу после свадьбы. Как раз такую «песочную» медальку в день приезда кто-то и обмывал, предоставив мне возможность узнать, что меня ждёт в ближайшие семь лет.