— И это одно, — сказал я, — явилось источником всех неприятностей.
Ее улыбка была унылой:
— Я решила остаться на некоторое время в отеле и всё хорошенько обдумать. Знала, что Дон или муж будут звонить в особняк, а разговаривать ни с тем, ни с другим мне не хотелось. Клерку сказала, чтоб держал мое пребывание здесь в секрете. С субботнего утра я ни с кем не разговаривала.
— Даже с сестрой? Вечером?
Она отрицательно покачала головой:
— Разве она здесь? Боже, почему ей обязательно надо совать нос в мои дела? Она квохчет надо мной, как наседка.
Я сказал:
— Оденься и не выходи из отеля. Я скоро вернусь. Мы поедем вместе.
Ее лицо осветилось радостной улыбкой:
— Ты внушаешь мне доверие. Мне нравятся мужчины, заботящиеся о нас, женщинах. — Она повела плечами, и кимоно сползло вниз.
Стоя передо мной абсолютно голая, она продолжала безмятежно улыбаться: — Ведь ты позаботишься обо мне, Билл?
— Да, конечно, — ответил я, — но не сейчас. — Повернув ключ, я вышел в коридор. Пот, покрывавший меня с головы до ног, выступил не только от жары.
При виде меня дежурный клерк выпрямился потом вновь принял небрежную позу, притворяясь равнодушным хотя его взгляд был откровенно ненавидящим. Я спросил:
— Кто-нибудь спрашивал миссис Кордей?
— Нет.
— Говори всем, что такая здесь не проживает. Даже её сестре.
Сунув руку в карман, я достал пятидолларовую бумажку и бросил её на стойку. Выходя из отеля, я обернулся. Он медленно рвал мои пять баксов на мелкие кусочки. Вряд ли в дальнейшем я мог рассчитывать на помощь этого человека.
Свернув с главной улицы Литтл-Виллиджа, я оказался на грунтовой дороге, ведущей к коттеджу. По обеим сторонам дороги были высажены молодые клены. Звезды одна за другой исчезали с неба. Москиты, словно вражеские самолеты, с омерзительным посвистыванием кружились вокруг моей головы. Я отбивался от них как мог, пытаясь одновременно привести в порядок свои мысли.
Только два человека знали подоплеку развернувшихся событий: миссис Люсьен и её адвокат. И оба были покойниками. Но что весьма показательно, оба имели отношения, хотя и различное, к одиннадцати миллионам.
В пятницу вечером она должна была выехать в Нью-Йорк по делу, имеющему для неё первостепенное значение. Тем не менее, в субботу она ещё оставалась в Монреале. Видимо, задержавшие её обстоятельства казались ей ещё более важными. Она узнала о намерении племянника воспользоваться услугами частного сыщика, то есть моими. Каким образом ей это удалось, мне было абсолютно не ясно. Вечером в пятницу об этом не знал я сам.
Она попыталась отговорить меня. Поехала ко мне домой, но, увидев, что я сажусь в автобус, взяла такси и увязалась следом. Разговаривать на улице она не хотела, поэтому дождалась, когда я зайду в «Медвяную росу». Если верить Хилари, сначала она заняла ближайший к телефону столик и должно быть, слышала мой разговор с Филипом Кордеем, когда я ответил согласием на его предложение. Тогда она сразу пересела за мой столик и попыталась меня подкупить. Поняв, что попытка не удалась, она выслала мне почтой свой главный козырь с просьбой показать его Филипу.